Конечно, у меня никаких знаний в медицине, но выкатить коляску на прогулку или усмирить буйных пациентов, каким был я всего лишь два месяца назад, мне под силу. Так что я очень даже пригодился в этом месте, и Надя мной довольна, что меня несказанно радует. Почему? Не знаю. Я часто задавал себе этот вопрос, но ответа так и не нашёл.
Мне приятно её общество, мне хочется выслужиться перед ней и показать, что её борьба за мою жизнь была не напрасна. А когда она одаривает меня своей уже не раздражающей улыбкой, у меня в груди щемит от нежности.
Кажется, я плыву, понятия не имею куда, но течение меня несёт в неизведанное. А я не собираюсь сворачивать и выплывать, меня всё устраивает. Особенно вечерние прогулки с её собакой после ужина. Самое приятное время, когда мы спускаемся по ступенькам вниз к реке, играем с собакой и наслаждаемся тишиной природы.
Бывают ощущения, что всё это мне чуждо, далеко от меня. Что тишина и спокойствие мне не свойственны, но одна улыбка Нади, и из моей головы всё выветривается. Точнее то, что там осталось после случившегося.
Меня никто не ищет, значит, у меня никого нет или я никому не сдался. Идти мне тоже некуда, а здесь я чувствую себя хорошо, даже если есть ощущение, что всё это не моё.
— Ты готов? — раздаётся голос Нади, и я оборачиваюсь.
— Почти, — бурчу я и прячусь за открытой дверцей шкафа.
— Опять, — вздыхает она. — Давид, ты понимаешь, что я тебя всё равно видела? — спрашивает и делает шаг ко мне.
— Понимаю, — киваю я. — От этого мне не легче, — недовольным тоном отвечаю, застёгивая последнюю пуговицу на рубашке.
Глупо. Глупо прятать своё изуродованное тело от лечащего врача, от человека, который вернул меня с того света, но у меня аж зубы скрипят от понимания, что людей вокруг может стошнить от моего внешнего вида.
— Иногда ты ведёшь себя как ребёнок, — бросает она и выходит из раздевалки.
Не буду спорить, мне так проще, и что-то менять не собираюсь. Прячась, я чувствую себя как все, и мне от этого спокойнее.
Закрыв шкафчик, я выхожу следом за ней и нахожу Надю на ступеньках клиники. На улице уже стемнело, из окон падает приглушённый свет, а территорию освещают уличные фонари.
— Едем? — спрашиваю, поравнявшись с ней.
— Угу, — кивает и спускается вниз.
Парковка находится на другой стороне здания, и до машины мы доходим в тишине. Я знаю, что она на меня злится, но ей меня не понять. Я сам себя плохо понимаю и тем более знаю. Ведь во мне есть только заводские настройки, я знаю, как есть, пить, говорить, читать и писать, всё что должен знать любой человек моего возраста, не знаю кто я, откуда и как я жил до аварии, которая послужила причиной потери памяти.
Авария тоже под вопросом, но как мы выяснили, в то время, когда Надя нашла меня, недалеко сгорел автомобиль, и мы просто сложили два плюс два. Конечно, она сходил в полицейский участок и, так как она в хороших отношениях с начальником, получила кое-какую информацию. Например, что никаких следов нет, по останкам никого не опознали и причину возгорания тоже не обнаружили. Как сказал мужчина, либо хорошо сработали, на опыте, либо машина загорелась сама по себе, что маловероятно. Расследование ещё идёт, но, чую, так ничего и не найдут. Не знаю почему, но так подсказывает моё чутьё.
— Я не могу понять, — разрывает тишину салона Надя. Мы уже проехали половину дороги до дома, и напряжение между нами витает в воздухе, как пылинки в лучах солнца. — Почему ты не соглашаешься на пластическую операцию, раз тебя так беспокоит твоя внешность, — опять открывает эту тему.
А что я ей скажу? Что я освоил интернет и нашёл цены на эти операции? Ладно, когда кому-то нужна реальная помощь, когда жизнь человека висит на волоске, тогда можно забыть о деньгах. Но в моем случае речь идёт о внешнем виде, жить эти шрамы мне не мешают, я здоров и мне ничего не угрожает. Не вижу смысла тратить время и ресурсы врачей на такие мелочи. Возможно, со временем я свыкнусь с этим и перестану прятаться.
— Мы это уже сто раз обсуждали, — отвечаю я и поворачиваю голову к боковому окну. — Пусть это будет напоминанием.
— Давид, — вздыхает Надя.
— Не надо, — останавливаю её я, зная, что будет дальше.
Но, как оказывается, этого и не требуется, так как когда мы подъезжаем к высоким воротам, в свете фар видим очертание человека.