Испуганно оборачиваюсь, смотрю на двух девушек, сидящих от нас за три столика, но никто не обращает на нас внимания, не вслушивается в слова, сказанные Германом. Посетители заняты или друг другом, или поглощением пищи.
Делаю три шага назад, не сводя взгляда с мужской спины, и сталкиваюсь с официантом:
— Ой, простите, пожалуйста, — помогаю поймать поднос. На мое счастье, там были лишь предметы сервировки. — Извините еще раз.
— Ничего страшного, — получаю вежливый ответ официанта. — Вас ожидают, — указывает подбородком на наш стол.
Поворачиваю голову и вижу Германа, он сидит вполоборота и машет мне рукой.
— Все! — со стуком откладывает телефон. — Обещаю, это последний звонок.
Смотрю на Германа: на лице нет раздражения и злости, лишь пульсирующая венка выдает. Мужские губы растягиваются в улыбке, но я больше не вижу обаяния, улыбка насквозь лживая. Насквозь.
Мы сохраняем молчание, официант расторопно расставляет блюда и меняет бокал с лимонадом.
— Спасибо, — хрипло благодарю, а сама молю бога, чтобы официант не уходил, не оставлял меня за одним столом с этим незнакомцем.
— У меня есть предложение. — Герман наклоняется и манит к себе пальцем. — Я подумал, что мы теряем время, — прислушиваюсь к заговорщическому шепоту, наблюдаю, как суетятся официанты, хостес провожает очередных гостей к соседнему столику. — Как ты относишься к тому, чтобы выходить замуж, нося под сердцем еще одного Милосердова? — Когда до меня доходит смысл слов, сказанных Германом, кажется, я подпрыгиваю на мягких подушках. — Ты хочешь ребенка, я хочу. Мы и так потеряли уже полгода. Ты могла бы быть кругленькой, как вот эта вазочка. Капризничать и гонять меня по ночам за... ну не знаю, что любят беременные. Селедку? Сгущенку? Клубнику? А может, и все вместе, я даже обещаю разделять любовь к твоим странным трапезам.
— Вряд ли какая беременная женщина захочет делиться селедкой, — скованно улыбаюсь.
— Я куплю тебе много селедки, очень много, — смеется и, чуть склонив голову, продолжает: — Возможно, мы не будем откладывать медовый месяц. Это же хорошая новость? Ты рада?
— Конечно.
— И я рад, что смог убедить партнера приложить чуть больше усилий в работе. За тебя, любимая, — поднимает бокал с водой. Отвечаю на тост.
Простой обед превращается в испытание. Поддерживая беседу, раз за разом прогоняю в голове невольно подслушанный разговор. И как ни стараюсь, не могу найти оправдания словам. В любом контексте они звучат угрозой. Не просто слова, брошенные сгоряча, а реальные, мерзкие угрозы.
Ссылаясь на головную боль, прошу вернуться домой, оставляя еду нетронутой.
Герман обращается к официанту, указывая сложить все в контейнеры, чтобы я могла пообедать позже, и заказывает мои любимые фрукты. Я же наблюдаю и понимаю, что никогда не знала этого мужчину. Он с легкостью меняет маски не хуже самого искусного лицедея. Делает это с легкостью, будто в нем уживаются сразу два человека.
Мы переступаем порог квартиры. Принимаю прохладный душ и ложусь в кровать, Герман приносит обезболивающую таблетку и стакан воды.
Не знаю как, но я смогла уснуть. Будят меня настойчивые мужские руки, поглаживающие спину:
— Жень, ты решила проспать до утра? — Горячий шепот щекочет шею, а мужская ладонь перемещается на грудь, ощутимо сжимая. — А как же маленький Милосердов?
— Давай не сегодня, таблетка не помогла, — вру, внутренне сжимаясь от каждого прикосновения.
— Сегодня ты действительно неважно выглядишь. Может, мы уже выполнили план минимум? Когда у тебя месячные?
Меня обдает жаром, а следом окатывает ледяной водой.
— Через три-четыре дня.
— Отлично, скоро узнаем.
Глава 8
Лео
Ничем не заменимые и такие редкие минуты свободы — это единственная радость, что мне сейчас доступна. Больше полувека возглавляю стаю, ровно с того дня, как погиб Виктор — пара младшей сестры и Тая. Арнар ушел в себя, забрав тело своей пары, и очень долго не появлялся и не давал о себе знать. На мои плечи легла забота о стае и горем убитая сестра. На удивление, Мит вел себя по-настоящему взросло, в один день из раздолбая превратился в ответственного человека. Никто в стае не оспаривал мое главенство и не пытался оспорить до сих пор. Арнар же выбрал подчинение, но, я уверен, сойдись мы в поединке, победа могла остаться и не за мной. Сейчас он довольствуется ролью отца и наслаждается близостью пары. Присматривает и оберегает. И его не в чем винить. Но мне пришлось еще пятнадцать лет ждать своего законного отпуска от мира людей. Суетливого, лживого, жестокого и шумного.