— Таня, прости, мы перезвоним, — телефон сначала показал картинку боком, огромные мужские пальцы, связь прервалась.
Все понятно, пошли мириться. В душе радость за них смешалась с горечью за себя.
Я не собиралась ехать на свадьбу сестры. Путь неблизкий, билеты дорогие, но, главная причина, конечно, сидела глубоко внутри и подзуживала: “Трусиха, ты не хочешь ехать, потому что он может быть там”.
После всего, что произошло между мной и Сашей, я поклялась больше не возвращаться в родной город. Теперь моя жизнь была связана с этим местом, здесь я начала новую жизнь, и плевать мне на все эти маминские уговоры вернуться в родные пенаты.
“Мы и внуков твоих не понянчим с отцом”, — причитывала она, сидя перед экраном телефона, когда мы общались по видеосвязи вотсап.
Хорошо, что они ничего не знали о моей жизни, после того, как я уехала. И я не спешила их радовать...или огорчать. Не знаю.
“Поперлась она осваивать дальневосточный гектар”, — ворчал отец. Напрасно ворчал.
На самом деле я уехала не так далеко, остановилась чуть ближе, в небольшом сибирском городке под Кемерово.
Устроилась на скорую помощь, закончила курсы массажистов. И копила длинные рубли. Наверное, где-то в душе глубоко я все же собиралась когда-нибудь вернуться на “большую землю”, тогда, когда отболит и успокоится.
А клятвы... А клятвы они для того, наверное, чтобы их нарушать. Сашка же нарушил нашу, ту, что давал, когда женились. И в горе и в радости. В радости позволил быть с ним, а горе решил хлебать один, без меня. Не разбираясь и не слушая моих слов, просто выгнал из своей жизни, причем не в самый прекрасный для себя период, просто указал на дверь и подал на развод.
И это после всего, через что мы с ним прошли. А вот за то, что он мне не позволил быть рядом и пройти остальной путь, вот этого я ему никогда не прощу.
Или прощу. Не знаю. Как там у классика: “Никогда не говори никогда?”
Вот за это я ему и отомстила, уехала далеко-далеко, чтобы не смог дотянуться до того самого святого и желанного, что я оставила себе на память о нашей милой поре семейной жизни.
Об этом не знал никто, даже моя сестра-близняшка Людмила. Чего мне стоило сохранить свою тайну, когда сестра полгода назад приехала в гости и пригласила на их с Мишей свадьбу.
Тогда я еще не готова была поделиться своим секретом, зная, что они обязательно всем родственникам донесут новость.
— Танюш, поболтали? — из соседней комнаты выглянула моя соседка по лестничной площадке. — Сан Саныч есть хочет, — протиснулась она в комнату с моим сыном на руках, удостоверившись, что я уже не разговариваю по телефону.
— Ну что решила? Едешь, не едешь? — покачала она малыша и направилась в кухню.
— Наверное, нет.
— Ну и зря, — донеслось из кухни тарахтение посудой.
Наталья Сергеевна работала в школе учителем истории.
“Доработаю еще годик, и домой, в Тамбов”, — говорила она частенько и снова дорабатывала очередной учебный год.
Когда-то, еще студентами, они с мужем приехали осваивать сибирские земли. Он строитель, она учительница. Прожили всю жизнь в городке, родили сына. Муж умер во время ковида, сын уехал на родину отца. А она задержалась.
“И уехала бы, а кто за могилкой присмотрит? С собой не увезу”, — жаловалась она.
Наталья Сергеевна помогала мне присмотреть за сыном. Не одобряла мою партизанщину.
“А кому лёгко? Думаешь, ему лёгко? — поправляла она седые локоны, — И ему нелёгко. А прятать дитя от отца скверно. Да и бабушку с дедушкой счастья лишила. Нельзя так. Не по-людски”, — ворчала она на меня.
Последний год Наталья Сергеевна ходила в местную церковь и часто вела себя, словно диакон, проповедуя всепрощение и милосердие.
— Почему зря? Санька пусть подрастет, рано его по самолетам и поездам таскать. Да и вообще. Не готова я еще.
— Так ты никогда готова не будешь, а если ты так за ребенка переживаешь, так сама езжай, как раз каникулы, я с ним посижу недельку.
Санька уже сидел в стульчике для кормления и стучал ложкой, требуя еду. Наталья Сергеевна поставила перед ним тарелку с кашей и поправила слюнявчик.
Сын рос не по годам самостоятельным, не хотел сосать молоко из бутылки, рано стал есть из тарелки ложкой. Часто не болел, по ночам спал, первые зубки вылезли почти незаметно. Сын, словно поддерживал свою бунтарку, мать-одиночку, стараясь не досаждать обычными детскими проблемами. Оставлять ребенка на проверенную, заботливую, но чужую женщину я, конечно, не собиралась.