— Ну да, я просто пыталась спасти вас от лишнего стресса. Хотя вы, испанцы, не можете без ссор.
— Моя жизнь была совершенно прекрасной до того, как вы начали опаздывать, спорить и… дышать, — улыбается он, обнажая ряд белоснежных ровных зубов.
— Жаль. Я как раз собиралась дышать чаще. Специально для вас, — отворачиваюсь от него, смотрю на стеклянные створки лифта. Почему так долго едем?
Он усмехнулся уголком губ. В глазах — эта вечная полунасмешка, от которой хочется то ли укусить, то ли уволиться.
—Gracias,Gracias, — говорит он с хрипотцой на испанском. Если бы я была из тех помешанных на нем, то, клянусь, его акцент заставил бы меня растечься лужицей в этом лифте. Настолько он звучал сексуально.
Но мне достается не его обаятельная улыбка, а только пренебрежительная дежурная улыбочка. В стиле «как же ты меня бесишь».
Взаимно.
— Вы так беспокоитесь о душевном состоянии своего начальника. Похвально. Вы оченьценныйсотрудник.
На слове «ценный», чувствую, как он выплевывает его из своего рта.
— Спасибо. Всегда приятно услышать комплимент от человека, чья душа, как я подозреваю, сдана в аренду дьяволу и кофе-машине.
Он шагнул ближе, не нарушая приличий, но с достаточной угрозой.
— Вам нравится играть в остроумную? Осторожно. Я в этом виде спорта — чемпион мира. Без допинга.
— А я — по доведению до белого каления. Особенно начальников с завышенным эго.
Тишина. Полсекунды. Его губы дрогнули. Потом — щелчок лифта и открывающиеся двери.
Секунда молчания. Густая. Электрическая.
— Через час жду от вас объяснительную за опоздание и годовой отчет по продажам, — бросает он напоследок и уходит, оставляя за собой аромат дорогого парфюма и проблем.
Иногда мне кажется, что в тот день он не просто сказал оскорбительное — он что-то из меня вынул. Какой-то нерв. Словно попал пальцем в жилу — и она начала пульсировать под кожей, каждый раз, когда он рядом.
Я тогда только перешла в команду. Новый проект, свежий воздух, перспективы. Все вежливо улыбались, шутили. А он… Он был центром.
Уверенный. Обаятельный.
Я наблюдала за ним со стороны — почти с восхищением. Он был другим. Не как прежние начальники — те, что пахли властью и дистанцией.
Он сразу зарекомендовал себя как «свой». И все тянулись к нему. Он смеялся с ребятами в курилке, шутил в коридоре, помнил по имени даже стажёров и день рождения каждого из отделов компании.
Мне… нравилось это. Его легкость, яркость. Его умение держать всё в руках и при этом не быть холодным.
Иногда я ловила себя на том, что подглядываю за ним. Просто — как он идёт, как разговаривает с кем-то, как наклоняет голову, когда слушает.
И вот — поздний вечер, почти никого. Я захожу за ноутбуком в конференц-зал.
Я не сразу поняла, что именно меня так задело.
Не слова про«бесформенные наряды».Не про«острый язык».Не даже«Я бы не трахнул».
А вот это:
«С ней не хочется иметь никаких дел — её хочется обойти. Да еще и ходит как мумия. Страшная жуть».
Это звучало как… исключение. Как вынос за скобки.
Словно я не женщина, а ошибка в системе, которую непременно нужно избегать.
Та, с которой не идут рядом. Та, через которую перешагивают.
И, наверное, именно поэтому его слова тогда так больно ударили.
Потому что до этого момента я… позволила себе симпатию к этому человеку.
Он был… как солнце. Но я оказалась для него тенью.
Пустым местом. Слишком «не такой». Не той, с кем хочется рядом. Не той, кого видят или хотят.
С тех пор между нами началась война. Не прямая. А та, что живёт в полутонах: в моих острых репликах, в его отстранённых взглядах, в нарочитой иронии. Я будто надела броню — чтобы не показать, как было больно стать невидимой для того, кто тебе понравился.
И, что хуже всего — я до сих пор это помню.
Потому что ничего не раздражает сильнее, чем человек, который решил, что знает тебя — не потрудившись даже поговорить.
После этой сценки в лифте с боссом хочется завернуться в плед, съесть тонну мороженого и исчезнуть из корпоративной вселенной. Но реальность — это офис «Moreno Industry», где даже воздух пахнет амбициями и парфюмом за 500 евро.
Прохожу мимо коллег, стараясь не встречаться глазами. Все знают, что, если Марк выделил кого-то вниманием — это либо к повышению, либо к моральной казни. Я пока в статусе второго.
Мой кабинет — это скорее капсула, чем полноценное рабочее пространство. Узкий, с одним окном, которое почти всегда закрыто жалюзи. Когда солнечно, на столе появляются полоски света — неровные, как сердцебиение в плохой день.