— Это не так просто. Особенно, когда ты постоянно рядом.
— Что ж, не буду докучать.
Я отворачиваюсь от него и иду по направлению к своему домику. Шаги отдавались в тишине вокруг, но я пыталась унять дрожь в руках и голову, полную противоречивых чувств. И когда я уже почти дошла, то заметила его взгляд — холодный и одновременно пленительный — который не отпускал меня, словно магнит. Он просто смотрел мне в след, без слов, и в этом молчании было больше, чем можно было выразить словами.
Я вдруг почувствовала странное, почти необъяснимое желание — освежиться, сбросить с себя тяжесть этого дня, напряжённого ужина и нескончаемых взглядов. Взяла мягкое полотенце, чуть прохладное на ощупь, и тихо вышла из домика.
До озера было всего несколько шагов — будто рукой подать. Вокруг царила глубокая тишина, только лёгкий тёплый ветер лениво играл с листьями, и казалось, будто мир замер, словно в ожидании чего-то важного.
Я сняла платье, чувствуя, как ткань соскальзывает с кожи, оставляя на себе лишь лёгкое бельё. Волосы, распущенные, касались поясницы, словно струи тёплой воды.
Озеро лежало передо мной — гладкое, как стекло, его поверхность отражала серебристый свет полной луны и разбросанные облака, которые медленно плыли по ночному небу. Каждое движение воды создавалось лёгким дуновением ветра, и этот мир казался идеальной, хрупкой картиной, которую не хочется трогать.
Я уже стояла у кромки воды, собираясь зайти, когда сзади услышала знакомый хрипловатый голос:
— Неплохой способ остудить голову.
Я застыла. Сердце предательски ухнуло вниз. Лёгкий ветер коснулся разгорячённой кожи, и вдруг стало невыносимо ясно — он смотрит на меня.
— Зачем ты пришёл? — прошептала я. Голос предательски дрожал.
Воздух вдруг стал тяжелее, гуще, как перед грозой. Его голос ещё звучал в ушах, чуть хрипловатый, с едва уловимой хищной бархатистостью. Он шагнул ближе — и всё во мне отозвалось. Не испугом. Желанием.
— Не знаю, — честно сказал Марк, — может, хотел убедиться, что с тобой всё в порядке. А может… — он склонил голову чуть набок, — просто не смог больше сидеть и думать, как ты ушла.
Воздух между нами натянулся, как тонкая струна. Он будто вибрировал. Я слышала, как он дышит. Неритмично. Глубже, чем нужно. Его дыхание коснулось моего плеча — почти невесомо, но от этого кожа вспыхнула жаром.
— Думаю, тебе нужно уйти.
Пауза. Молчание. Жаркое. Электризованное.
— Не хочу.
Он был слишком близко. Слишком настоящий. Слишком… желанный.
Марк протянул руку — не торопливо, не требовательно. Касание было лёгким, но от него внутри всё зазвенело. Он заправил прядь волос у моего виска, пальцы скользнули по щеке, остановились на ключице.
Он стоял так близко, что казалось — если вдохну чуть глубже, наши тела соприкоснутся. Я чувствовала, как под тонким воздухом вечерней тишины моё тело предательски дрожит.
Его голос стал ниже, тише, обволакивающе интимным:
— Ты хочешь, чтобы я остался?
Я резко вдохнула. Эти слова скользнули по коже, как горячее дыхание. Никакой спешки, никакого давления — только тихий вызов, от которого внутри всё сжалось. Он не шутил. Он знал, как звучит. Как смотрит. Как действует на меня.
Его взгляд задержался на моих губах, затем опустился ниже… медленно, томительно, словно пальцы. Я поймала себя на том, что не могу отвести глаз. Он изучал каждую линию моего тела — не нагло, нет. Слишком уверенно.
— Скажи только одно слово, — прошептал он, — и я уйду.
Я молчала.
Глава 8. Марк
Честно? Я не думал, что всё так повернётся. Левицкая… Чёрт бы её побрал.
Я много кого видел, поверьте, и в постели был не святой. Но эта — другая. Словно её кто-то вылепил из раздражения, упрямства и чего-то такого, что пробирает до костей.
А теперь, после всего, что случилось — после того пари — я сам себе копаю яму.
Марина казалась типичной: деловая стерва, с лицом, будто лимон глотнула. Прическа без единого сбоя, губы в одну нитку, голос — ровный, холодная, как лёд в вискаре.
Таких я на автомате считывал. Бездушные карьерные бабы. Удобные. Прогнозируемые. Скучные.
А потом она меня вкатала в дерьмо по полной. Я с самого начала знал, что Левицкая — не из тех, кого легко снять с крючка. Но не думал, что она так вцепится.
Она услышала всё — как я говорил, что даже в постель с ней не полезу. И теперь эта хрень висит надо мной, как проклятие, разрушая всю мою, сука, победу в этом пари.
Я пытался загладить свою вину, извиниться — по-человечески. Но она не дала ни малейшего шанса. Ее холодный взгляд и молчание — как пощёчина. Она закрылась, и никакие мои слова не пройдут через эту стальную стену обиды.