Когда Марк касается моей щеки — медленно, осторожно, как будто я могу раствориться, — я замираю. А потом он целует меня. И мир рушится.
Мягко. Легко. Без давления. Но от этого я теряю равновесие сильнее, чем если бы он сорвал с меня всю одежду. Это не просто поцелуй. Это будто прикосновение к какой-то внутренней двери, которую я так долго держала запертой.
Я чувствую, как моё тело отвечает. Как трепещет под кожей, отзываясь на каждую его эмоцию. Мои пальцы дрожат. Я ловлю себя на мысли, что хочу провести ладонями по его груди. Почувствовать, как он напрягается от моих прикосновений.
Я тянусь — сама. К его губам. И целую. На этот раз — я. И как только наши рты сливаются, всё становится слишком.
Слишком живо. Слишком горячо. Слишком по-настоящему.
Что я делаю?
Я отстраняюсь. Губы горят, сердце грохочет. Марк смотрит, как будто хочет сорваться, но сдерживает себя.
— Прости, — шепчу я. — Я.. я не могу.
Он ничего не говорит.
Выхожу из воды. Быстро. Почти бегу к домику, обернувшись только один раз. Марк всё ещё стоит в озере. Один. Полуобнажённый. И абсолютно реальный.
В домике темно и тихо. Только моё дыхание. И моё сердце, колотящееся, как у пойманного зверька.
Я скидываю одежду и оборачиваюсь в полотенце. Руки дрожат. Ноги ватные.
Почему я сбежала? Потому что я — не для таких мужчин. Потому что Марк — это жизнь, в которой я никогда не была. Потому что, если я позволю себе раствориться в нём, я больше не соберу себя обратно.
Он слишком.
Слишком красив. Слишком уверенный. Слишком опасный.
А я? Я смесь неуверенности, страхов и давних шрамов.
Он не должен так на меня смотреть.
Потому что если он продолжит — я сорвусь.
Я забуду, почему выжила, почему прячусь.
Забуду, чтоеёбольше нет. Что это я держала руль. Что этомоя ошибка.Моя вина.
Что я — не та, кого должны любить.
Анна бы рассмеялась. Сказала бы: «Дыши, Марин. Просто дыши».
А я не умею. Не с тех пор, как она перестала.
Я помню, как мы сидели в машине. Я рулила, она крутила радио. Мы спорили о какой-то глупости — она хотела включить Лану Дель Рей, я — тишину.
И вот она смеялась. Этот смех… он до сих пор звенит у меня в ушах.
А потом — крик. Скрежет. Удар. Тьма. Я проснулась. А её — больше не было.
С тех пор я не вожу. Не езжу по ночам. Не пою под радио. И не позволяю себе жить.
Иногда я думаю, что у Анны была бы куда лучше жизнь, чем у меня. Она была светлее. Ярче. Настоящее солнце, которое любили все. Улыбка, которую невозможно забыть. Шумная, дерзкая, немного взбалмошная — и в то же время такая... живая. Она умела быть в центре внимания и никому не казаться назойливой. Просто все вокруг тянулись к ней. Даже я.
Она была старше всего на год, но вела себя так, будто была моей старшей сестрой по праву рождения. Всегда защищала меня. Всегда чувствовала, когда мне плохо. А теперь её нет. Потому что я села за руль.
Потому что я не справилась.
Потому что на скользкой трассе, когда фура вылетела на встречку — я держала руль. Я тормозила, в панике выкручивая руль в сторону. Я перевернула машину.
Дома у родителей мы больше не говорим об Анне. Её нет — ни на фотографиях, ни в разговорах. Но я знаю, что они винят меня. Мама говорит, что "время лечит", но, когда я приезжаю к ним — она всегда смотрит мимо. Папа не поднимает глаза от газеты. Они не говорят вслух, но я это чувствую кожей. Каждый взгляд, каждую тишину за ужином.
Они не простили. Я сама себя не простила.
С тех пор я будто... остановилась. Живу так, как будто занимаю чужое место. Будто дышу воздухом, который должна была вдыхать она.
И да, я не пускаю мужчин слишком близко. Не потому, что не хочу. А потому что не имею права.
Любовь — это для живых. А я давно себя такой не считаю.
Когда мужчина смотрит на меня с интересом, я чувствую не радость, а вину. Как будто предаю память сестры, которая больше никогда не сможет влюбиться. Никогда не узнает, что это — чувствовать страсть. Никогда не выйдет замуж. Никогда не станет мамой.
А я могу. И именно поэтому не должна.
Это мой крест. И я несу его молча.
Я научилась смеяться. Делать вид, что всё хорошо. Ходить на работу. Быть "невидимой", чтобы не привлекать внимание, которого не заслуживаю.
Но иногда, когда кто-то, как Марк, смотрит на меня так, словно я — что-то большее, чем просто "фон" в чужой жизни... я почти верю, что тоже могу жить.
Почти. Но потом вспоминаю. И снова ставлю между собой и миром стену.
Выключаю свет, кутаюсь в одеяло и пытаюсь уснуть.
Я уехала утром, чуть раньше запланированного. Погода была пасмурная, всё вокруг казалось каким-то нечетким, будто еще не проснувшимся. Я не видела Марка. И не ждала, если честно.