— Если бы ты знала, как я сейчас держусь, чтобы не утащить тебя отсюда, — сказал я тихо, прямо в висок, — ты бы испугалась.
— Я не из пугливых, — её голос стал ниже. — Я просто из тех, кто не забывает, во что ввязывается.
Я усмехнулся, прижимая её ближе, чувствуя, как наши тела становятся ритмом. Пальцы на её талии — горячие. Её дыхание — короткое. Под пальцами — тонкая дрожь.
За её спиной — зал, мягкий свет, бокалы, музыка. И взгляды. Особенно два — прожигающих. Вершинин и Демковский. Я знал, что они смотрят. Им не надо было ничего говорить. Их ухмылки я мог представить вслепую.
Смотри, Марк подбирается. Довольно уверенно, да? Вот-вот возьмёт.
Я пришёл за этой машиной. Глупо звучит, когда держишь женщину, от запаха которой слетает к чёрту весь самоконтроль.
Пари.
Победа.
Блестящая, чёрная, зверская тачка с салоном, в который не стыдно сажать богов. Я хотел эту машину ещё до спора.
И тогда она — Левицкая — казалась удобной жертвой: колючая, закрытая, не в моём вкусе.
Но вот она — красивая до потери дыхания. В этом чёрном, с этим взглядом. Не фальшивая. Не поддающаяся. И моя рука на её талии будто держит не женщину, а гремучую смесь, на которой можно либо взлететь, либо сгореть.
Это всё ради тачки?— я спросил себя.
На секунду захотелось — покончить с этим спором. Рассказать все Марине, что дурил ей голову. Пока не стало поздно … Но не мог.
Я втянул носом воздух и выдохнул.
Нет. Только игра. Только чёртов спор.
Хотя план давно пошёл прахом.
— Ты разрушение в чистом виде, Левицкая.
— Раз я разрушение, отчего ты преследуешь меня, — усмехается она.
— Есть одна причина, — я провожу большим пальцем по краю её талии. Медленно. Незаметно для чужих глаз. Только для неё.
Она чуть напрягается, но не отстраняется.
— Ты знаешь, — тихо продолжает она, — ты можешь танцевать нормально. Без этих… прикосновений. На нас все смотрят.
— А тебе не все ли равно?
Она молчит.
— Ты можешь притворяться, что тебе всё это не нравится, но я думаю, — наклоняюсь ближе, —ты сжимаешь бёдра, когда я дышу тебе в шею вот так.
— Самоуверенный ублюдок, — шепчет она, но голос предательски срывается на последнем слове.
— Всегда.
Она переводит взгляд — в упор. Её дыхание сбито. Грудь вздымается под чёрным декольте, ткань натянута, как терпение.
— Ты когда-нибудь держал себя в руках? — тихо спрашивает она.
— Только если держу тебя за талию, — шепчу я, скользя губами мимо её уха, не касаясь.
Пауза. Танец продолжается, но мы уже не двигаемся — почти замираем в ритме, ловим дыхание друг друга, читаем сигналы с миллиметров кожи.
Музыка закончилась. Но её рука осталась в моей. Мгновение.
— Идём, — сказал я.
— Куда?
Я чуть наклонился к ней, и наши тела почти слились. В её дыхании слышалась лёгкая дрожь, и я почувствовал, как это тронуло меня.
— Просто уйдём, — ответил.
Сегодня она — моя головная боль, искушение, ошибка.
Всё путалось — я делаю это ради глупого спора или потому что хочу её всем сердцем.
Вот что надо понять. Вот что надо решить. Кто она для меня на самом деле.
Глава 12. Марина
— Я тебя убью, — говорю я, стоя посреди просторного холла с высокими зеркалами и золотистыми бра. — Медленно и с особым цинизмом.
Оля только закатывает глаза и откидывает пиджак на локоть. Она такая уверенная, свежая, как глоток утреннего шампанского.
— Прекрати. Это лучшее, что случится с тобой за последние пять лет. Кроме кофе и драм в самолётах, конечно.
— Я серьёзно, Оль. Я выгляжу, как человек, который пришёл забирать чужую посылку из бутика, — бурчу, глядя на своё отражение: мешковатая толстовка, замятые джинсы, волосы снова в пучке. Униформа безопасной, серой женщины.
— А уйдёшь отсюда женщиной, ради которой сворачивают шеи. Пошли уже. Тебя ждут.
Стилист по имени Соня — высокая, сдержанная, в чёрной рубашке на полразмерa меньше нужного. Она смотрит на меня, как хирург на сложную, но интересную операцию.
— Интересно, — говорит она, задумчиво обходя меня. — Вы не просто прячетесь. Вы будто стираете себя.
— Потому что быть собой страшно, — отвечаю неосознанно. Мои слова повисают в воздухе, словно признание.
Она кивает. Медленно.
— Тогда сделаем по-другому. Мы покажем вам — кем вы могли бы быть. А дальше выбор за вами.
Часа три всё кружилось. Цвета, ткани, силуэты, текстуры. Я впервые за долгое время разрешила себе думать о себе. Не как о функциональной части команды, не как о человеке с грузом вины, а как о женщине.
— Это… — Я не узнала себя. Волосы — свободные, блестящие волны. Лицо — с мягким макияжем, подчёркивающим скулы. Платье — не вызывающее, но женственное, черное, струящееся, обнимающее формы. И туфли. Высокие. Такие, в которых чувствуешь себя как героиня фильма.