Его сложно было не заметить: высокий, уверенный, в чёрном костюме с чуть расстёгнутым воротом. Вокруг него крутились люди, женщины смеялись. Он стоял, как центр тяжести этого зала — и всё двигалось вокруг него.
Когда он подошёл, сердце стучало в висках. А потом — танец.
Он держал меня уверенно. Как будто я — его. Движения были плавные, но крепкие, без лишней вежливости. Его рука — теплая, тяжёлая — легла на мою спину. Я чувствовала, как он сдерживает себя. Или не сдерживает? Каждое движение отдавалось током в животе.
Я чувствовала, как напрягся каждый миллиметр моего тела. Всё вибрировало — тонко, невидимо. Не от страха. От желания. От осознания, что больше некуда пятиться. Я давно уже не на краю — я в середине этого танца, этого вечера, этой истории, которую сама же и позволила начать.
Музыка закончилась, но он не отпустил. Только посмотрел вниз, в мои глаза, с этой своей половинной улыбкой, которая всегда действовала хуже алкоголя.
— Пойдём, — сказал он. Спокойно, без нажима. Как будто не приглашал — а просто знал, что я пойду за ним.
На улице было прохладно. Он держал меня за руку — не сжал, не потащил, просто держал. Уверенно. Водитель открыл дверь. Машина блестела, как и всё, к чему он прикасался.
Я скользнула внутрь и услышала, как он тихо сказал водителю:
— Ко мне.
Никаких пояснений. Никакой игры. Просто факт. Решение.
Сердце забилось быстрее. Сначала где-то в горле, потом в груди, потом — ниже. Он сел рядом, не касаясь меня. Только наши руки на кожаном сиденье почти соприкоснулись — и этого оказалось достаточно, чтобы по коже пошли мурашки.
Снаружи — вечерняя Москва, окна размыты светами, как акварель, но я смотрела не туда. Я смотрела на свои колени, на руки, сцепленные в замок, на отражение его профиля в тонированном стекле.
Марк не говорил ни слова. Он просто сидел рядом, и этого было достаточно, чтобы у меня внутри всё сжалось. Его рука лежала на подлокотнике — так близко к моей, что казалось, кожа уже чувствует тепло.
Он был невероятно собран, спокойный. Даже его молчание было весомым. Уверенность, которая исходила от него, сводила с ума. Я чувствовала её кожей. Как будто он был током — не вольтами, а вибрацией, от которой начинали дрожать самые непредсказуемые части меня.
Я не должна была здесь быть. Не должна была соглашаться. Но я не могла сказать "нет". Потому что в нём было что-то... необъяснимое. Что-то, что тянуло. Эта смесь европейской элегантности и русской прямоты. Он умел быть строгим — и вдруг сказать что-то, от чего хотелось улыбнуться, как девочке. Умел смотреть — так, что ты чувствовала себя не просто женщиной, а как будто он видит тебя всю. До самой сути.
Машина ехала, а я ощущала, как в груди пульсирует чувство, от которого хотелось то сбежать, то раствориться в нём. Больше всего меня пугало, что я не боялась. Я хотела этого.
Я хотела его.
И именно это осознание — не факт, что я сижу рядом с ним, не то, что мы едем к нему, а то, что я действительно этого хочу — вызывало внутри лёгкую панику.
Он слегка повернул голову ко мне. Просто взгляд. Ни прикосновения, ни слова. Только тёмные глаза, в которых было слишком много. И я подумала: если он дотронется до меня прямо сейчас — я сломаюсь. Точно и окончательно.
Но он не дотронулся. Он просто смотрел. И этого хватило, чтобы сердце сорвалось с места.
Машина плавно остановилась у высокой элегантной многоэтажки, которая словно парила над городом. Стеклянные стены отражали огни Москвы, и я почувствовала, как внутри меня поднимается легкое волнение.
Марк не сказал ни слова, просто повернулся ко мне и протянул руку. Я слегка колебалась — не потому что боялась, а потому что этот жест был необычайно личным. Его ладонь была теплой, надежной. Я взяла её и вышла из машины.
Мы шли к входу молча, как будто между нами висело невысказанное, которое не требовало слов. Поднялись на лифте — тихо, почти беззвучно. Я ловила каждый звук — щелчок кнопок, тихое скрежетание кабины, и звуки наших шагов по коридору.
Пятнадцатый этаж. Его квартира.
Дверь открылась, и я оказалась в другом мире.
Высокие потолки, украшенные лепниной, словно вырезанной из золота. Хрустальные люстры бросали мягкий свет, отражаясь в зеркалах, вставленных в стены. Мраморные полы блестели так, что можно было увидеть в них собственное отражение. Здесь было всё — роскошь, стиль и чувство безупречного вкуса, которое, казалось, дышало в каждом предмете.
Картины в дорогих рамах, редкие книги на полках, мягкие бархатные кресла и огромный диван — всё говорило о том, что этот дом создан не просто для жизни, а для того, чтобы наслаждаться каждым моментом.