Его глаза потемнели, дыхание стало чуть хриплым, будто он сдерживал в себе слишком много… и больше не собирался.
Марк подошёл ко мне быстро, уверенно, как хищник, выбравший добычу, но не ради охоты — ради безумного, жаркого слияния. Его руки схватили меня за талию, и он накрыл мои губы поцелуем, не спрашивая, не прося — просто забирая, требуя, раскрывая во мне что-то дикое, первобытное.
Я задыхалась под этим поцелуем, тонула в нём, пока его ладони не начали спускаться — по бокам, к бёдрам, скользя по каждой клеточке. Он почти срывал с меня платье, и я только помогла ему — одним движением плеч сбросила его вниз.
Когда оно соскользнуло и я осталась в своём кружевном белье, он отстранился всего на секунду — чтобы посмотреть.
И его взгляд… Господи.
Он провёл по нижней губе языком, не отводя от меня глаз, и выдохнул:
— Ты охуенная, Левицкая.
Он усмехнулся, жестко, низко, с этой хрипотцой, от которой у меня дрожали колени.
— Ты специально надела это, чтобы я потерял голову?
Я едва успела кивнуть, а он уже склонился ко мне, прижимаясь телом. Я чувствовала каждый дюйм его горячей кожи, каждую вибрацию от напряжения, что нарастало между нами.
— Я хочу разорвать это к чертям. Или нет. Пусть останется на тебе. Хочу трахать тебя, пока это не соскользнёт само. — прошептал он мне прямо в ухо, языком очерчивая мочку.
Его рука прошлась по линии моего бедра, цепляя пальцами кружево.
Его пальцы ловко раздвинули тонкую ткань в сторону, и прежде чем я успела вдохнуть, он припал к моему самому чувствительному месту — уверенно, настойчиво, как будто именно здесь он хотел раствориться.
Я вскрикнула — не от неожиданности, от невыносимого удовольствия, что разливалось жаром по всему телу. Его язык двигался медленно, будто дразня, потом быстрее, требовательнее, с каждым движением доводя меня всё ближе к краю.
Он держал меня за бёдра крепко, не давая вырваться, будто хотел, чтобы я прожила этот момент до конца, до самой кульминации. А я… Я позволяла. Я горела под ним, тонула в его ритме, терялась в собственных стонах.
— Такая вкусная… — выдохнул он, облизнув губы, не отрываясь от меня. — Ты даже не представляешь, как сильно я тебя хотел.
Я застонала, зажмурилась, крепче вцепилась в простыни, ощущая, как нарастает волна, как вот-вот накроет с головой…
Он знал, что делал. Каждое движение его языка было выверено, будто он чувствовал мою реакцию ещё до того, как я сама её осознавала. Он чередовал мягкие, ленивые касания с резкими, острыми, будто дразнил, испытывал, заставлял меня терять себя снова и снова.
Я больше не могла думать. Моё тело стало инструментом, а он — музыкантом, игравшим на нём самую чувственную мелодию. Я извивалась под его руками, ловила губами воздух, пальцами сжимала простынь, будто пыталась за что-то зацепиться в этом вихре.
Марк будто читал меня. Когда я едва слышно застонала — он усилил нажим. Когда моё дыхание участилось — он замедлился, дразня, заставляя умолять. Его ладони крепко держали мои бёдра, не позволяя вырваться, и я чувствовала, как он буквально пьёт из меня эту дрожь, этот восторг, эту беспомощность перед собственным желанием.
И снова — его язык, уверенный, дерзкий, внимательный к каждой моей реакции. Я теряла контроль. Он накручивал меня волнами, приближая к грани… потом отстраняясь… потом снова вгрызаясь в меня с такой одержимостью, что я не сдержала крика.
Я кончила, выгибаясь, цепляясь за него, как за воздух, и он только сильнее прижал меня к себе, будто хотел, чтобы я прожила этот момент до конца, до последней капли.
Он отступил на шаг, встал в полный рост и начал медленно снимать последние части одежды, наблюдая за моей реакцией. Его движения были ленивыми, но точными, как у мужчины, который знает, что он делает — и что его абсолютно не за что стесняться.
Я лежала, полураздетая, сердце стучало где-то в горле. Глаза не отрывались от него — и в тот момент, когда он сбросил на пол последнюю преграду, я... застыла.
Марк стоял, красивый, сильный, уверенный в себе… и, чёрт возьми, внушительный. Гораздо больше, чем мне казалось в том коротком взгляде в его номере.
Внутри меня пробуждается что-то совсем другое. Не просто желание — жажда. Не просто страсть — голод по нему, этому мужчине, этой уверенности, этой животной силе.
— Посмотри на меня, — прошептал он, уже прижавшись ко мне. — Скажи, что ты хочешь этого.
Я глядела ему в глаза — в эти чёрные, тёмные, почти звериные — и кивнула. Неспешно. Честно. С трепетом внутри.
— Я хочу… — прошептала.
Замечаю, как он взял из тумбочки небольшой блестящий пакетик. Без лишних слов он осторожно развернул презерватив и распределил по длине члена. Затем приблизился ближе, и я ощутила его — горячего, твёрдого, большого — у самого входа в себя.