— Ты моя, — прошептал он в шуме страсти.
Стон вырывался всё громче, и я ощущала, как всё тело отзывается на каждое его движение, дрожа и сжимаясь в экстазе, готовая взорваться в каждом касании.
— Ах, Марк! — выдохнула я, теряя себя в этом бешеном порыве.
Напряжение внизу живота усиливается во сто крат. Тело натягивается словно струна. Я на грани. Чувствую, как Марк набирает обороты, не могу себя сдерживать. Вспышка. Ослепляющая. Всё слилось в единую волну, тёплую, могучую, накрывающую с головой. Внутри всё вспыхнуло — как будто пульс прошёлся по всему телу. Я всхлипнула, не в силах сдержаться, и этот звук стал будто замком, что сорвался с запертого сундука внутри меня. Блаженство хлынуло, захлестнув каждый нерв, каждую клеточку.
Его руки, его губы, его голос — всё сливалось в одну точку, горячую, ослепительную, как удар молнии под кожу. Я будто распадалась на части, теряла контроль над телом, забывала, где воздух, где потолок, а где я сама.
Именно в этот момент, когда его взгляд — тёмный, настойчивый, почти болезненный — встретился с моим, я поняла: я не одна в этом падении. Он падал вместе со мной.
Мы оба тяжело дышали, тела ещё горели от каждого прикосновения, от каждого мгновения безумия. Я пыталась прийти в себя, чувствуя, как сердце колотится в груди, а кожа горит от его близости.
Его глаза — тёмные, глубокие — смотрели на меня с едва скрытой улыбкой. Голос был низким, почти хриплым:
— Ты поедешь со мной в Испанию?
Взгляд Марка был пронзительным, и я поняла — это не просто вопрос. Это приглашение, вызов, начало чего-то, что перевернёт всё.
Глава 14. Марина
Я сижу на полу посреди спальни, рядом раскрытый чемодан, в нем — абсолютный хаос. Платья летают из шкафа на кровать, туфли никак не могут найти пару, а я всё не могу выбрать — красное или чёрное? Может, и то, и другое?
В телефоне — Оля. Её голос, как всегда, бодрый, с едва слышной насмешкой:
— Так, стоп. Повтори. Марк Морено, тот самый, приглашает тебя в Испанию. К себе?
Я всхлипываю в смехе:
—Я сама в шоке! Он сказал, у его матери день рождения, и что хочет, чтобы я поехала с ним. Просто. Поехала. С ним. В Испанию. Я до сих пор думаю, может, у меня температура, и я это придумала.
— А ты скажи мне, ты собираешь чемодан во сне? Потому что по звукам у тебя там апокалипсис из кружева и шпилек.
— Очень смешно, — фыркаю я, вынимая из чемодана третий купальник подряд. — Просто... Мне волнительно, Оль. Как это понимать?
Оля хмыкает:
— Понимать это надо как «ты ему реально нравишься, дурочка». Он бы не таскал тебя через континенты ради развлечения.
Я кладу в чемодан тонкий шелковый халат и останавливаюсь.
— А если это часть какого-то ещё безумного плана? Я не знаю, как себя вести. Я не та, кто ездит по Европам!
— Но ты теперь та, кого он хочет рядом. А ты хочешь быть с ним? — в голосе Оли тишина, но не пустая, а понимающая.
— Хочу, — шепчу. — Даже страшно, как сильно.
— Тогда надень красное платье, накрути кудри и помни — ты не какая-то там Левицкая из офиса. Ты — женщина, которую мужчина боится потерять.
Я улыбаюсь, потому что знаю: она права. Даже если не знаю, куда всё это приведёт.
Я смотрю на чемодан, в котором начинает вырисовываться логика, и чувствую, как в груди разливается волнение — приятное, тёплое, живое.
Я нервно поправляю платье и выглядываю в окно. Сердце бьется как бешеное — то ли от волнения, то ли от предвкушения. Как только чёрная машина с шофёром появляется на подъездной дорожке, у меня на мгновение перехватывает дыхание.
Марк выходит из машины, и мир будто на секунду замирает. Он в светлой рубашке, рукава закатаны, на глазах — солнцезащитные очки. Уверенность у него в походке, в том, как он открывает заднюю дверь и смотрит на меня снизу вверх. Легкая, почти наглая улыбка.
— Готова ехать? — спрашивает он с тем самым акцентом, от которого у меня, кажется, начинают трястись колени.
Я киваю, пряча улыбку, и сажусь в машину. Он садится рядом, шофёр — погрузил мой багаж и сел впереди, будто невидимка.
Марк не говорит ни слова, просто берёт мою руку. Подносит к губам и медленно, с какой-то непозволительной нежностью, целует костяшки пальцев. Его глаза ловят мои — и в них искра. Всё внутри сжимается от воспоминаний. От его поцелуев. От того, как он был во мне, срываясь на стон, на шёпот моего имени.
Я вспыхиваю. И он это видит. Конечно, видит.
— Думаешь о том же, что и я? — тихо, почти хрипло спрашивает он.