— Ты знаешь, что делаешь со мной? — прошептал я хрипло, наклоняясь к ее шее.
Запах ее возбуждения ударил в нос, сладкий и густой. Я прикусил ее мочку уха, чувствуется, как ее тело выгибается подо мной.
— Марк… — ее голос дрожал, но в нем слышалась не просьба остановиться, а жадность.
Я скользнул рукой под сердце, сжимая ее грудь, и услышал, как она резко выдохнула. Сосок уже твёрдый, будто ждёт мой рот. Я не заставил себя ждать — прижал ее к матрасу, цепляя зубами тонкую ткань, пока она не порвалась.
— Чёрт, Марина... — мой голос хриплый, как будто я бежал километры, а не просто смотрел, как она изгибается передо мной.
Я ставлю ее на колени, задом ко мне, и перед глазами — ее шикарная задница, упругая, манящая.
— Блять … — мой голос срывается, когда я вижу, как тонкие стринги врезаются в её упругие ягодицы, подчёркивая всю округленность. Ткань едва прикрывает ее, больше играя роль рамки для этой картины — мокрой, запретной, моей. Мои пальцы впиваются в ее бёдра, оставляя красные следы, а она лишь глубже прогибается, подтягиваясь.
Провожу ладонью по ее мокрой от возбуждения киске, чувствуя, как она сжимается в ожидании. Мой член пульсирует, изнывая от желания вонзиться в неё. Её киска — влажная, пульсирующая, с розовыми губами, которые так и просились в мой рот.
Я прижимаю ее к себе, чувствуя, как ее тело дрожит в ожидании. Мои пальцы скользят под резинку, оттягивая ее, чтобы обнажить ее киску, затем мои пальцы исследуют ее, собирая соки возбуждения. Она вздрагивает, но не протестует, лишь глубже прогибает спину.
— Ну-ка, раздвинь шире, — прохрипел я, шлепнув по ее упругой заднице.
Она вздрогнула, но послушно развела ноги, и я увидел всё: как её половые губы слегка приоткрылись, обнажая блестящую, тугую дырочку.
Чёрт, она уже мокрая...
Я провёл пальцем по её щели, чувствуя, как она сжимается, как дрожит под моим прикосновением.
— Марк… — ее голос сорвался на стон, когда я резко ввёл два пальца.
Она была горячая, узкая, ее стенки обхватывала меня.
Я вытащил пальцы, облизнул их, не сводя с неё глаз.
И я не сдерживаюсь.
Вхожу резко членом до самого основания, и она вскрикивает, тело дёргается, но я уже не останавливаюсь. Руки на ее талии, я вдалбливаюсь в нее как сумасшедший, каждый толчок — глубже, жёстче. Марина сдавленно стонет, ее ногти впиваются в простыни, а я наслаждаюсь тем, как ее горячая плоть обволакивает меня.
— Вот так, моя девочка… — шиплю, шлепая ее по заднице, и она вздрагивает, но тут же подставляет ее снова.
Ее стоны, ее дрожь, ее предательски влажное тело — все кричит, что она моя. Только моя.
— Раздвигай шире, — прошипел я, чувствуя, как ее горячая киска обжигает мой член.
Она послушно развела ноги, и я вошёл в неё одним резким движением, заставив её вскрикнуть.
— Бля… так тесно… — вырвалось у меня.
Марина закинула голову, ее губы дрожали, а из груди вырывались пошлые, прерывистые стоны:
— Да… Марк… вот так… сильнее…
Я начал двигаться еще быстрее, чувствуя каждую складочку, каждое ее сжатие. Ее задница упруго пружинила под моими ударами.
Чёрт, как же она хороша…
Её стоны стали громче, отчаяннее:
— Да-а-а… не останавливайся…
— Кончай со мной, — прохрипел я, вгоняя в нее последние, резкие толчки.
— Марк... — ее голос срывается, когда я вхожу в неё последним, яростным толчком, и её тело сжимается вокруг меня в оргазме.
Я чувствую, как подкатывает — очевидно, неудержано. Вынимаю член в последний момент, и горячие струи спермы выплёскиваются на её идеальную задницу, растекаясь по коже, капая на ее стринги, которые теперь уже не просто кружево, а являются доказательством её разврата.
Пять утра. Я уже на ногах, пока Марина тихо спала, прикрывшись простынёй до подбородка. Ее дыхание ровное, спокойное — в отличие от моих мыслей.
Артур Ларионов. Этот ублюдок снова что-то затевает. Клиенты внезапно отказываются от сделок, потому что находят более выгодный контракт с точно такими же чертежами как у нас. Новые модели, над которыми мы работали месяцами, словно растворялись в воздухе. Компоненты, чертежи — всё незаметно уходило к Ларионову.
Первые сигналы появились ещё пару недель назад: задержки в поставках комплектующих, странные сбои в работе отделов, утечки информации. Я не сразу связал всё воедино, списывая на обычные производственные сложности. Но потом цифры и факты стали складываться в тревожную картину.
Наши новые разработки — чертежи, прототипы, даже внутренние тесты — начали исчезать из системы. Ключевые инженеры, часть из которых я лично набирал и доверял, вдруг начали получать выгодные предложения от Ларионова.