Я чувствовала, как у меня дрожат колени — не от холода, нет, от того, как сильно во мне вибрировало каждое его прикосновение. Оно было как музыка, на которую отзывается тело прежде, чем разум успеет осознать.
Мы вышли на берег — босиком, слегка шатающиеся, словно море раскачало нас изнутри. Я знала, что он смотрит на меня — на то, как мои волосы прилипли к щекам, как кожа блестит под луной. И в этом взгляде не было ничего случайного. Он запоминал.
Когда он взял меня на руки, я не протестовала. Мне не хотелось быть сильной. Хотелось быть — с ним. В нём.
Мы вошли в дом, и с порога меня окутал запах древесины, соли, чего-то старого и настоящего. Он опустил меня на ковёр в одной из комнат, рядом с огромным окном в пол, за которым разливалось море и звёзды. Всё происходило в полумраке, без слов, только дыхание и касания.
Он целовал мою шею — будто искал в ней ответ. Его пальцы, тёплые и чуть шершавые, проводили линию вдоль ключиц, медленно, внимательно. Я чувствовала, как замирает всё вокруг — часы, город, шум волн — и остаётся только это: его ладони, моё сердце, и что-то нежное, почти болезненное между нами.
Его пальцы скользят по моей коже, будто разгадывают тайну, записанную шёпотом. Каждое прикосновение — вопрос, на который моё тело отвечает дрожью. Он не торопится, и это сводит с ума. Губы касаются шеи, чуть ниже уха — горячие, влажные, и я чувствую, как мурашки бегут вниз по позвоночнику.
Всё внутри сжалось в тугой узел, а сердце бьётся так, будто хочет вырваться наружу. Его ладонь скользит под топ купальника, касается рёбер, и я вдруг понимаю, что дышу слишком часто.
— Не бойся, — он целует уголок губ, и я чувствую его улыбку.
Но это не страх. Это — ожидание. Острое, как лезвие.
Марк снимает топ медленно, словно разворачивает подарок, и его пальцы задерживаются на талии, обводят контур, будто запоминая. Потом губы — на ключице, на груди, на животе… Каждый поцелуй оставляет след, будто раскалённый металл.
— Красивая, — говорит он, и в его голосе нет привычной насмешки. Только искренность, которая обжигает сильнее, чем любое прикосновение.
Я хочу ответить, но он не даёт. Его рот накрывает мой, и мир сужается до этого момента: до его рук, до тепла между нами, до тихого стона, который вырывается у меня вопреки всем попыткам сдержаться. Его поцелуй — это шторм. Сначала нежный, почти робкий, как первый весенний дождь, он быстро набирает силу, становясь страстным, всепоглощающим.
Чувствую, как мои собственные руки, движимые инстинктом, скользят по его спине, по его груди, по его мускулистым плечам. Я ощущаю жесткость его мышц под моей кожей, и этот контакт – это еще один уровень близости, еще один виток в спирали наших чувств. Его дыхание становится все более тяжелым, прерывистым, и я чувствую, как его сердце бьется в унисон с моим собственным – бешено, быстро, ритмично. Марк поднимается, ловя меня за талию, прижимая к себе так сильно, что я чувствую каждый мускул его тела. Его губы находят мои снова, и это уже не просто поцелуй – это слияние, единение двух душ, двух тел, двух судеб. Это нежность и страсть, сладость и горечь, умиротворение и буря – все это переплетается в одном единственном, бесконечно долгом поцелуе. В тишине слышен только стук наших сердец, переплетающихся, как звуки двух мелодии, сливающиеся в единую гармоничную симфонию.
Затем он кладет меня на спину, пригибается ниже, его дыхание горячее на коже коже, а язык скользит по киске медленно, намеренно, заставляя меня вздрагивать. Его пальцы уже раздвинули мои губы, обнажив самую нежную, самую уязвимую часть. Я чувствую его дыхание — горячее, неровное — так близко, что мурашки бегут по коже. А потом…
Первое прикосновение языка. Медленное, влажное, будто он пробует меня на вкус. Я вцепляюсь в простыни, сдерживая стон, но он повторяет — уже увереннее, сильнее. Кончик его языка скользит вдоль всей моей щели, задерживаясь на самом чувствительном месте, и внутри всё сжимается от предвкушения.
— Такая сладкая… — его голос хриплый, губы прижимаются к моей плоти, и я чувствую, как он втягивает мой сок, словно умирает от жажды.
Он не торопится. Каждый его жест — пытка и блаженство одновременно. Язык то кружит медленно, то резко вонзается внутрь, заставляя меня выгибаться. А когда он зажимает клитор между губами и слегка посасывает, мир взрывается белым светом.
— Марк… — мой голос звучит чужим, срывается на шёпот.
Он отвечает действием — двумя пальцами входит в меня, глубже, чем язык, и я чувствую, как они изгибаются, находят ту точку, от которой всё тело вздрагивает. Я больше не могу молчать. Стоны рвутся из горла, а он только усмехается мне между ног и продолжает, пока я не начинаю дрожать, не цепляюсь за его волосы, не теряю контроль.