Профиль — её.
Файлы скачивались с устройства, которое она использует в офисе.
Но вот что не даёт мне покоя.
Она не имела доступа к ряду внутренних отчётов — а они утекли.
Как?
Они попали к Ларионову в тот же день, что и те, к которым у неё был доступ только на следующий.
Я щёлкаю по меткам времени. Слишком чётко, как по линейке.
Так не сливают информацию изнутри. Так работают те, кто хочет, чтобы ты поверил в слив.
Звоню в отдел информационной безопасности:
— Мне нужны логи доступа. Все. За последние три месяца. К каждому защищённому файлу.
— Это займёт несколько часов, — осторожно отвечает старший специалист.
— У вас один час.
Кладу трубку. Лицо ноет от напряжения — я не замечаю, как сжимаю челюсть, будто держу внутри весь этот хаос.
Я сидел в полутемном кабинете, освещённый только светом экрана. Мои пальцы сжали мышку, суставы побелели. У охраны не возникло вопросов, когда я потребовал доступ к архивам с камер за прошлую неделю. Я не кричал, не угрожал. Я просто говорил таким тоном, с которым не спорят.
Файл загрузился. Я смотрел на экран, как на приговор.
Дата — совпадает. Время — чётко в момент, когда по IP произошла отправка пакета данных. IP — с её компьютера. Место — её кабинет.
Я знал эту точку на схеме — камера над лестничным пролётом снимала под углом через стеклянную перегородку. Вид был неидеальный, но достаточный.
Появляется она.
Марина.
Стоит у окна. На ней кремовая блузка, волосы собраны небрежно, как всегда, когда она думает. Затем — подходит к столу. Садится. Что-то печатает. Подносит чашку — кофе, наверное, судя по жесту. Потом снова печатает. Никакой паники, никаких подозрительных движений. Спокойствие, почти расслабленность. Как будто она просто работает. Как будто всё в порядке.
А в этот самый момент — в логах сервера — отправка документа. Коммерческого. Стратегического. С водяными знаками. На адрес, зарегистрированный на Ларионова. Всё как по учебнику. И всё — из её кабинета.
Из её рук.
Я замер. Не моргнул. Сердце не билось — оно будто сжалось в комок.
Я не хотел верить. Господи, как я не хотел.
Я готов был списать всё на совпадение. Что кто-то воспользовался её доступом, что могли подменить IP, что кто-то прошёл в кабинет за её спиной… но видео говорило обратное.
Она была там одна.
Ровно в тот момент, когда произошла утечка.
И мне не на что было опереться, чтобы оправдать её. Не на что, кроме… чувства.
Я откинулся в кресле, закрыл лицо руками. Горели глаза, жгло под рёбрами. Я впервые за долгие годы почувствовал себя слабым. Не из-за потерь, не из-за угроз. А потому что был сломлен внутри.
Её лицо стояло перед глазами. Улыбка. Шепот на подушке. Глаза, которые смотрели прямо в душу. Ладони, которые касались не только тела — они будто пробирались под кожу. Внутрь. В самую суть.
И теперь?
Теперь она — предатель?
Слишком всё сходится. Чертовски чистая комбинация. Как будто она выстраивала это неделями.
Уже дома я пил. Много. Виски не резал, он гладил, как яд. Я хотел забыться. Хотел, чтобы память выжгло алкоголем, чтобы лицо Марины стёрлось, голос растворился. Но не получилось. Она жила во мне, даже в боли. Особенно в ней.
На следующий день я встал, принял ледяной душ и оделся, как будто это был обычный день. Но всё было не так.
Довольно. Нужно было поставить точку. Вызвал Марину к себе.
— Что-то случилось? — она вошла в мой кабинет.
Я не сразу повернулся.
— Это ты.
— Что?.. — она растерялась. — Что я?
Шагнул ближе к ней.
— Это ты сливаешь информацию Ларионову.
— О чём ты говоришь?
— О чём я говорю? О том, что мы потеряли сделку на 25 миллионов. О том, что наш прототип всплыл в сети через сутки после презентации. Это не случайность, Марина. Это слив.
— Ты серьёзно считаешь, что это я?
— А кто ещё? Ты единственная, у кого был доступ. Ты единственная, кто знал все детали. Или ты настолько наивна, что даже не поняла, как тебя использовали?
Она стоит передо мной — та, которой я доверял больше, чем себе. Та, которой отдал не просто доступ к информации, а ключи от собственных границ. И теперь всё это... дым.
Марина сжимает кулаки, подбородок дрожит, но глаза полны обиды. Чистой, как оголённый нерв.
— Как тебе не стыдно такое говорить мне?
Я рассмеялся — коротко, без радости. Это не смех. Это попытка не взорваться.
— Стыдно? — перешагиваю через слова. — Мне должно быть стыдно, что я не увидел этого раньше. Что я впустил тебя в свой дом, в свою жизнь — а ты сидела в моём кабинете и сука нажимала "отправить".
— Марк…
— Нет! — резко. — Хватит.
Она словно получает пощёчину. Но я не могу остановиться. Во мне гремит не просто подозрение — во мне гремит всё, что я построил и что сейчас рушится.