— Ты думаешь, я просто так вышел из себя? Я видел запись, Марина. Видел, как ты сидела за компьютером ровно в ту минуту, когда пошёл слив. С твоего IP. С твоей учётки. С твоего кабинета.
— Это не я… Я была там, но я не…
— Но ты не что? — рычу, шагнув ближе. — Не заметила, как у тебя из-под носа увели всё? Или не ожидала, что тебе поверят, потому что ты такая честная и… и чертовски удобная в постели?
Она побледнела. Губы приоткрылись, будто не хватило воздуха. Но я уже не тот, кто бросится к ней, чтобы подхватить.
Я хотел, чтобы она врала. Потому что если это не она — то я сейчас её уничтожаю. Но если да — я должен быть первым, кто скажет: «Довольно».
— Я ошибся в тебе, — говорю тише, почти шепотом. — Или… я сам хотел ошибиться. Хотел верить, что ты — это не просто ещё одна маска.
Тишина разрывает комнату. Она стоит, как статуя. Только глаза живые. В них — боль. Такая, что на секунду меня качает.
Но я отвожу взгляд. Поздно.
— С сегодняшнего дня ты отстранена. Официально. Без допусков, без разговоров, — поднимаю глаза, холодные, чужие даже мне самому.
Она не отвечает. Только смотрит — не плачет, не кричит. И в этом молчании я понимаю, что, возможно, только что потерял не предателя. А ту, кто действительно… была рядом.
Но я всё равно не останавливаю её.
Потому что если она невиновна — я не выдержу. А если виновна — я никогда не прощу. Ни её, ни себя.
Я уже отвернулся. Уже почти выдохнул. Почти выкинул её из головы. И тут — её голос.
— Ты трус, Марк.
Медленно, с недоверием поворачиваюсь.
Она стоит, как будто всё внутри у неё уже сгорело, но пепел — острый.
Глаза сверкают. Никаких слёз.
— Что ты сказала?
— Трус, — повторяет с нажимом. — Не мужчина. Не тот, кого я уважала. Тот Марк хотя бы слушал, прежде чем судить. Тот Марк смотрел в глаза, а не прятался за фактами, которые слишком удобны, чтобы поверить.
Она делает шаг — не клянча, не умоляя, а как будто возвращает себе территорию.
— Ты хочешь в это верить? Верить, что я предала? Потому что иначе тебе будет больнее. Потому что если я не виновата — ты снова оказался слабым. Не разглядел. Не защитил.
Я не могу говорить. Её голос режет по-живому.
— Я… я отдала тебе себя. Не просто тело, Марк. Я… впервые за много лет жила, понимаешь? А теперь — ты всё уничтожил.
Где-то внутри меня что-то стучит. Грохочет. Но я стою, будто в цементе.
— У тебя был выбор. Ты мог спросить. Мог хотя бы попробовать… поверить.
Она идёт к двери — резко, с каким-то окончательным достоинством. Но у самого порога оборачивается.
— Я ухожу. Не потому что ты выгнал. А потому что мне стыдно. За тебя.
— Скажи своему ебанному Ларионову, что у него нихуя не получится.
— Пошел ты, — она закрывает дверь, с грохотом.
Сделка просрана. Команда деморализована. Я — на дне. Но вишенка на этом дерьмовом торте? Я выиграл спор.
Вот он, момент истины. Уловка, с которой всё началось. Простая, безобидная, мужская игра.
И вот сижу теперь, весь такой победитель. Без сделки. Без неё. С пустотой в руках и тяжестью под рёбрами, которую уже не утопишь ни в виски, ни в ночной работе.
Стук в дверь был коротким, без стеснения. Через секунду в кабинет зашли двое: Рома Вершинин — хмурый, с перманентной щетиной и пронзительным взглядом; Демковский — в своей обычной расхлябанной кожанке и с иронией на лице.
— Зашёл глянуть, ты ещё жив? — буркнул Демковский, усаживаясь в кресло напротив. — Слово "гроза холдинга" с тебя можно соскребать лопатой.
— Пошёл нахер, — тихо бросил я, но без злобы. Даже голос сдался.
— Ты сам-то веришь, что она? — Вершинин посмотрел в упор.
Я сжал челюсть.
— Камеры показывают: она в кабинете. IP совпадает. Файл ушёл с её доступа.
— Ну, значит, она. — Рома кивнул. — Чего тогда ноешь?
— Потому что, блядь, если это правда — значит, я хуже, чем думал. А если ложь — то я её предал. Лично. Холодно. По-ублюдски.
Повисла пауза.
— Знаешь, — произнёс Дэн, — иногда правда слишком гладкая. Слишком удобно совпадает.
Я вскинул голову.
— Не пойми неправильно. Я не говорю, что она невиновна. Но, если бы кто-то хотел, чтобы всё выглядело так, будто виновата Левицкая… — он развёл руками, — …ты получил бы именно это. Камеры. Доступ. Совпадения.
Вершинин цокнул языком:
— Только не говори, что ты теперь сомневаться начал.
— Я всегда сомневаюсь, — бросил я, — в этом и была разница между нами.
— Ну чё, —Дэн оглянулся на нас, — всё просрали, зато спор выиграл. Красиво, Марк.
— Ты переспал с ней? С Левицкой? — спрашивает Вершинин.
— Ты же говорил, она не твой тип. Ну давай, колись, было? — начал Дэн, —хотя сразу видно, что ты ее натянул. Прямо расцвела вся.