Просто вышел из машины.
Пальцы сжимались в кулак сами.
Каждый шаг — как по стеклу.
Каждая секунда — как сквозь мясорубку.
Марина.
Если он хоть пальцем…
— Дверь! — крикнул я.
Вершинин ударил плечом — глухой треск, железо вылетело внутрь.
Запах — кислый, сырой, повсюду плесень.
Блядь. Всё. Меня переклинило.
Я шёл первым. Подъём по лестнице как через катакомбы. Потом — коридор. Тусклый свет. Дверь. Из-за неё… шорох.
Я сорвал ручку с ударом. Влетел.
И увидел.
Марина. Привязана. На стуле. Щёки в слезах.
Но она жива слава богу.
— Марк… — выдохнула Марина.
Я сорвался вперёд.
— Стоять! — заорал Костик, прижимая нож к её плечу. — Не подходи! Я порежу её, клянусь! Я её заберу, понял? Она моя! Ты ей не нужен!
— Убери нож. Сейчас же, — сказал я тихо. Очень тихо. Так, как говорят только перед тем, как убивать.
Он задышал чаще. Его рука дрожала. Он сходил с ума.
— Ты даже не заметил, как она страдала! — заорал он. — Я был рядом! Всегда! Она должна быть со мной, сука!
Я сделал шаг вперёд.
— Ты, блядь, псих, — прошипел я, чувствуя, как ярость точит кости. — Шизанутый подонок. Ты слил инфу Ларионову, смонтировал видео и подставил её. Только ради чего?
Костик вытаращился на меня. И вдруг — улыбнулся. Гнилой, перекошенной улыбкой. Как крыса, загнанная в угол, но уверенная, что сейчас укусит.
— Ради неё, — прошипел он, голосом на грани срыва. — Всё это время я был рядом с ней. А она? Что сделала она?
Он злобно ткнул пальцем в сторону Марины, связанной и бледной.
— Она выбрала тебя, сука. Тебя, которому на всех плевать. Ты её уволил, ты наорал на неё, ты поспорил на неё. Но она всё равно тебя защищала. Вцепилась в тебя, как в спасательный круг. Почему? Почему НЕ Я?!
Я сделал шаг ближе. Он дёрнулся, но не отступил — продолжал сыпать словами, как ядом.
— Я помогал ей. Я был рядом, когда ты её унижал. Я ждал, слушал, наблюдал. Я сделал всё правильно. Ты не понимаешь — ты не достоин её. Ты — ошибка. Я хотел, чтобы ты всё потерял. Хотел, чтобы ты обанкротился, чтобы все ушли от тебя. А она… она бы поняла. Она бы осталась со мной. Мне просто нужно было, чтобы ты исчез. Я выжег твою компанию изнутри. Подложил видео. Протащил слив через твоих же людей.
Он тяжело дышал. Вены на шее вздулись.
— Я мог бы её удержать. Если бы ты не начал копать. Если бы она не... сопротивлялась. А теперь? Теперь она будет моей. Я отвезу её туда, где тебя не будет. Никогда.
— Нет, — прошептал я, чувствуя, как срываюсь. —И я клянусь — за каждый её страх, за каждый след от верёвки на коже — я сотру тебя в порошок.
Костик зарычал, как зверь, но уже дрожал.
И мне хватило этого, чтобы ударить. С силой, от всей души.
С кулаком, полным боли, гнева и вины. Я кинулся. Он не успел среагировать.
Мой кулак врезался ему в челюсть — с хрустом. Он отлетел к стене. Нож выпал.
— Свяжите его, — бросил я через плечо.
— Естественно, — усмехнулся Вершинин. — Только чуток побеседуем сначала. По-мужски.
— Без лишнего, — буркнул я, но голос дрогнул от ярости. — Он мне нужен целым. Пока.
— Не-не-не! Подождите! Я объясню! Пацаны, я...
— Ты чё, думаешь, мы тебя слушать будем? — прорычал Вершинин, заламывая Костику руки за спину.
— Ты в натуре, ублюдок, шизик. Маньячелло корпоративный. — хмыкнул Демковский, глядя, как у Костика дрожат ноги.
— Да вы не понимаете! Я ради неё! Я…
ХРЯСЬ.
Вершинин и Демковский налетели на Костика, как два волка на подранка. Тот заорал.
А я подошёл к Марине.
Она дрожала.
Смотрела на меня, как будто не верила, что я здесь.
Сквозь тусклый свет лампы её глаза были расширены, дыхание сбивчивое, губы чуть потрескались от обезвоживания. Она смотрела на меня, будто боялась, что я — тоже мираж.
— Это я… это я, малыш, — прошептал я, вставая на колени рядом. — Всё хорошо. Я здесь.
Я разрезал веревки с её запястий и лодыжек. На коже — следы, красные, болезненные. И сердце моё рвало грудную клетку изнутри.
— Прости… Прости меня, слышишь? Я всё проебал. Но я здесь. Слышишь меня? Больше никто не причинит тебе зла.
Марина попыталась пошевелиться, но застонала от боли. Я мгновенно подхватил её на руки. Как будто весила она меньше воздуха.
Я прижал её к себе, укутывая всем теплом, что у меня осталось.
Её лицо уткнулось в мою шею, и я услышал — тихий всхлип.
Сдержанный. Глухой.
— Ш-ш-ш... я с тобой, малышка, — прошептал я, проводя рукой по её волосам. — Всё закончилось. Ты в безопасности.
Я нёс её сквозь промозглый бетонный коридор, будто через ад. А сам всё шептал, шептал — как заклинание:
— Я не дам тебе исчезнуть.
— Ты сильная, ты моя.
— Никто тебя больше не тронет. Никогда.
У машины я распахнул дверь, осторожно опустил её на заднее сиденье, укутал своей курткой, сам залез рядом, прижимая к груди. Она дрожала — от холода, от страха, от всего пережитого. А я — дрожал вместе с ней.