Я обернулась. Влад вышел на крыльцо, на ходу надевая пиджак.
— Здравствуйте ещё раз, — кивнула ему.
— Что вы здесь делаете? — Его зелёные глаза внимательно изучали моё лицо.
— Приехала передать вам документы, что вы просили. Валентина была занята. — Я протянула в его руки папку и решила больше не стеснять Ярчинских своим присутствием. — Что ж, мне пора. Удачи тебе с презентацией, Алёна, — тепло улыбнулась дочери и кивнула на прощание её дяде. — Увидимся на работе, Владислав Валерьевич.
Глава 6
Владислав.
Между Натальей и Алёной невооружённым глазом проглядывалась некая связь. Едва уловимая, но всё-таки ощутимая. Или же мне всё это причудилось из-за того, что я знал об их кровном родстве?
Нет.
Наталья смотрела на мою племянницу словно на самое драгоценное, самое желанное и в то же время недосягаемое для неё сокровище. В первую нашу встречу втроём, подобных взглядов с её стороны не было. Но в этот раз Наталья не знала, что за ней наблюдают. И в момент, когда я вышел на крыльцо, лицо Райнес моментально превратилось в холодную сдержанную маску.
Её поведение сбивало с толку и раздражало. Оно не поддавалось логике и шло в разрез с моим представлением о тех людях, которые по тем или иным причинам бросали своих детей. Ситуации бывают разные, я понимаю это. Но в одном я уверен на сто процентов — если мать, отказавшаяся своего ребёнка, раскаивалась и пыталась заслужить прощение, она выставляла бы свои эмоции напоказ, пыталась бы давить на жалость и оправдываться со слезами на глазах. Но не Наталья Райнес. Все её действия — были абсолютно противоположны. Она прятала свои эмоции за холодной маской безразличия, принимала все условия, что я перед ней ставил, и не пыталась оправдаться. Не пыталась даже объяснить, по какой причине так поступила.
Почему?
Когда Райнес ушла, оставив меня один на один с тысячей вопросов, звенящих в моей голове, я заставил себя оторвать взгляд от калитки и посмотрел на Алёну. Она неосознанно улыбалась, глядя в след этой женщине. Это было непривычно видеть. После смерти Нади, племянница улыбалась крайне редко, а чтобы вот по-настоящему искренне, наверное, впервые.
— Ты закончила с цветами? — я вырвал её из задумчивости своим вопросом.
— А? Нет, ещё нет, — смутилась Алёна и поспешила назад к клумбе.
— Алён, подожди, — остановил её. — Давай немного поговорим.
Племянница послушно зашла со мной в дом. В зале никого не было, но всё же я хотел задать ей несколько вопросов с глазу на глаз, поэтому сразу же направился в кабинет. Бросил на стол папку с документами и показал Алёне на диван.
— Присядь.
— Я… я сделала что-то не так? — неуверенно спросила она, устроившись на самом краешке.
— Нет, Алёна. Всё нормально. Я просто хочу спросить тебя кое о чём, — вздохнул, не зная как задать волнующий меня вопрос.
— Хорошо, — негромко откликнулась она, сжимая руками колени.
Алёна жила в моём доме уже неделю, но всё ещё чувствовала себя тут не очень комфортно. Я понимал, что нужно больше времени, но её потерянный и смущенный вид раз за разом выбивал меня из колеи.
— Если эта тема будет тебе неприятна, и ты не захочешь говорить со мной об этом — я пойму, — предупредил я, глядя как большие карие глаза племянницы округляются и настороженно застывают, не мигая.
— Хорошо, — вновь повторила Алёна, ещё тише.
— Ты… — запнулся, пытаясь подобрать слова, но в моей голове всё сводилось к одному вопросу: — Ты помнишь что-нибудь о своей родной матери?
Алёна побледнела, и некоторое время не произносила ни одного слова. Я успел пожалеть, что вообще задал этот вопрос.
— Я… мало что о ней помню, — уклончиво ответила она, опустив взгляд. — Почему ты спрашиваешь?
Потому что твоя родная мать совсем рядом, и я до сих пор не знаю, правильно ли поступил, подпустив её к тебе…
— Я хочу иметь небольшое представление, как ты жила до того момента, как Надя стала твоей мамой. Но, как я уже предупредил, ты можешь ничего мне не рассказывать. Просто уйти к себе, и я обещаю больше никогда не затрагивать эту тему.
Алёна долго рассматривала свои руки, перебирая пальцы. Её лицо стало не по возрасту серьёзным и хмурым.
— Некоторое время я считала, что эта женщина умерла, — тихо промолвила она. — Потому что тетя, у которой она бросила меня, сказала, что моя мама теперь живёт на небе с ангелами. А чуть позже за мной пришли две женщины, и объяснили, что теперь я буду жить в другом месте. Там, куда меня привели, одна из сотрудниц назвала меня отказной. Я решила, что меня обозвали, потому что не понимала смысл этого слова. И только потом, другие дети, которые были постарше, объяснили мне его значение. Для меня это стало настоящим потрясением, я не могла поверить. Ведь тогда я считала, что мама меня любила. Она… обещала вернуться. И я ждала. Долго. Никого не слушала и верила, что она придёт. Когда меня познакомили с новой мамой-Надей, я ещё помнила лицо настоящей матери. Тогда я сильно расстроилась и сказала ей: «Ты не моя мама». На что она мне ответила, что мамы бывают разные: те, кто родил своих деток, и те, кто забирает уже рождённых, поселяя их в своём сердце. Я объяснила ей, что жду маму, которая меня родила. Но мама-Надя попросила разрешить ей приходить ко мне в гости. И она приходила. Практически каждый день, сначала просто играла со мной, потом стала забирать на прогулки в парке. Я и не заметила, как стала ждать её прихода. Даже не знаю, сколько времени это длилось. Однажды мама-Надя не пришла ко мне два дня подряд. Я испугалась, что она больше никогда не придёт, и долго плакала. Никак не могла уснуть. И когда она появилась на следующее утро, я попросила её забрать меня с собой навсегда.