Выбрать главу

— Пару часов назад.

— А что не позвонила, я бы встретил.

— Я знаю, что ты бы встретил, — Мишель снимает обувь и верхнюю одежду. — Я хотела сделать сюрприз.

— Сюрприз удался, — не могу скрыть радости. — Ты была у родителей?

— Нет, поехала сразу к тебе. К своему младшенькому брату, — она теребит меня за щеку.

— Не такой уж и младшенький. У нас разница всего два года.

— Это не важно, — сестра проходит в глубь квартиры. — Важно, кто старше.

— Ты все детство так мне говорила.

— А ничего не поменялось, — пожимает плечами.

— Почему ты представилась Викой? — спрашиваю я, когда вещаю наши куртки в шкаф.

— Я знала, что тебя это взбесит, — весело отвечает Мишель. — В последний наш телефонный разговор ты дал понять, она тебе больше не интересна, а я как сестра должна была этим воспользоваться.

Наша небольшая разница в возрасте позволяет оставаться на одной волне. В детстве мы часто дрались и ругались, но став старше, наша связь окрепла. Несмотря на то, что я младший брат, защищал сестру как старший. Все знали, у нее есть вспыльчивый брат, который всегда будет заступаться за нее. Родители нас растили так, чтобы мы заботились друг о другу. Так и произошло. Мы делились всем: первыми пятерками, двойками, драками, увлечениями, страхами. Часто прикрывали друг друга перед родителями. Поэтому мне было грустно, когда после окончания университета больше года назад Мишель вышла замуж и переехала в Германию, вслед за Максом, которому предложили возглавить филиал. Он старше ее на четыре года, но несмотря на это, Макс в ней души не чает. У меня были разговоры с парнями, ухаживающими за ней. Не все из них были приятными и порядочными.

— Ты, как всегда, — я прохожу на кухню и ставлю чайник. — А ты чего одна прилетела? А как же Макс?

— Он прилетит ближе к концу декабря, на сами новогодние праздники, — вздыхая, она кладет голову на свои локти. — Так что, я пока буду без него.

— Что-то случилось? Почему я вижу в твоих глазах грусть? — насторожено спрашиваю я.

— Я тяжело переношу расстояние, вот и все.

— Всего лишь? — я непроизвольно усмехаюсь.

— В смысле всего лишь? — Мишель в возмущении бьет меня по руке, когда я сажусь напротив ее.

— Это всего-то три недели не вместе. Пустяки.

— Это все, потому что у тебя нет девушки. Ты не понимаешь.

— Как наличие девушки изменит мое мнение?

— Очень просто, — она смотрит на меня невинными нежно-голубыми глазами нашей матери. С возрастом в сестре в равной степени остались черты от обоих наших родителей, как в то время я полностью копия отца в молодости. — Когда ты любишь человека, то хочешь проводить с ним все свое время и постоянно находиться рядом, а расстояние лишает вас этой возможности.

— Ну, не знаю. А ты может у меня останешься? — не желая больше сегодня вести разговоры про любовь и отношения, я задаю отвлекающий вопрос, зная, как Мишель с легкостью можно увести от темы.

— Фу, нет.

— Фу? — я изгибаю бровь. — Почему сразу «фу»?

— Да, потому, что у тебя тут неизвестно, что творилось и сколько девушек побывала в этой квартире. — Брезгливость читается на лице сестры. — Лучше у родителей в своей чистой комнате, где не было твоих девушек.

— Ты уверена? — я расплываюсь в улыбке.

— Что? Пожалуйста, нет. — В глазах читается отвращение. — Ты не мог так поступить.

— Знаешь, что не мог, но промолчать тоже не смог.

— Да, иди ты в задницу, Марк, — мы оба смеемся.

— И чтобы ты понимала, кроме мамы и тебя, я никого не приводил, — слегка стукаю по ее носу указательным пальцем и быстро встаю, чтобы успеть увернуться от ответного удара сестры.

— Ах же ты, — она соскакивает со стула и направляется ко мне. Я с широкой улыбкой бегу в ванную и закрываю дверь перед самым ее носом. — Ты все равно рано или поздно выйдешь.

Примерно через два часа я и Мишель выходим из дома и направляемся к машине.

— Не привычно смотреть на тебя вот так вот в живую, а не через экран телевизора, — сестра улыбается, идя рядом со мной. — Как дела в регулярке?

— Да, вроде нормально, — пожимаю плечами.

— Марк, зная тебя, если ты говоришь «нормально» — это означает ничего хорошего. Давай выкладывай.

Я открываю машину и кладу чемодан в багажник, в то время, сестра садится на пассажирское сиденье.

— Может ты и права, — говорю я, когда присоединяюсь к Мишель. — Я знаю, что я мощный и сильный, быстрее многих соперников, да и членов по команде.

— А что тогда не так? — мы пристегивается и выезжаем с парковки.

— У меня много удалений. Я могу получить их штуки три или четыре за игру. Это невероятно много.

— Но удаления — это ведь нормально, нет?

— Не соглашусь. — Я барабаню большими пальцами по рулю. — Одно удаление может стоит команде победы. Знаешь, как бывает?

— Как? — сколько себя помню, сестра всегда разделяла мое увлечение хоккеем.

— Представь: у вас матч, ты применил обычный силовой прием против соперника, но судья посчитал — это нарушением правил, соответственно тебя удаляют. В это время твоя команда в меньшинстве и это большой риск. Несомненно, команды отрабатывают такие моменты и у многих большая реализация в большинстве. Допустим, команда соперников забивает гол. А потом бывает сложно реабилитироваться и сделать ответный гол. Эта шайба может стать решающей в матче, и твоя команда из-за тебя проигрывает, — мы останавливаемся на светофоре. — А если это плей-офф где каждый матч важен, понимаешь?

— Понимаю. А ты можешь не удаляться?

— Я стараюсь, честно, но это само получается.

— Ты меня прости за то, что я тебе скажу, — Мишель не спеша поворачивается ко мне лицом. — Может тебе попросить у папы?

— Попросить, что? — мельком смотрю на сестру.

— Совета, как быть аккуратней на льду.

— У меня для этого есть тренер, — отрезаю я и сворачиваю направо в частный сектор домов. — Думаешь, я услышу что-то другое?

— А что тебе сказал тренер? — осторожно спрашивает сестра?

— Если кратко, то нужно контролировать и оттачивать свои навыки.

— И как тебе это помогло?

— Не особо.

— Возможно дело в другом, а папа знает тебя не только как профессионального хоккеиста, но, как и сына. Может в этом дело?

— Профессиональный хоккеист и сын — это разные вещи. — Мы проезжаем по асфальтированной дороги вдоль заборов, внутри которых располагаются дома на любой вкус и цвет. Я прожил в частном доме все свое детство, и я думал, мне будет сложно в квартире, но только переехав в нее, я понял, как комфортно жить одному. Я скучаю по этому месту и по родителям, но переезжать обратно пока не хочу.

— Вот какой же ты упрямый, как и папа. Раньше ты всегда брал с него пример, хотел быть как он, а сейчас ты даже подойти к нему за советом отказываешься. Что случилось между вами двоими?

— Ничего, — вру я. — Я просто вырос.

— Я знаю, что ты меня обманываешь и будет лучше, если ты скажешь правду, — произносит сестра тоном, от которого в детстве у меня бегали мурашки, но сейчас я, действительно, вырос и на меня это больше не действует.

— Ничего я и не обманываю, — спокойно отвечаю я.

— Ты просто боишься не оправдать его ожидания, — констатирует Мишель, скрещивая руки на груди, как обиженный ребенок. — Можешь долго строить из себя крутого, но я-то знаю, чего ты боишься.

— И чего же? — нехотя задаю вопрос я.

— Что ты вылетишь из команды и подведешь отца, ведь он крутой хоккеист и тренер и все такое. Я права? — она смотрит на меня с вызовом.

Конечно, она права. Это невыносимое давление быть сыном не только выдающегося игрока, но и отличного тренера. Мне приходится работать усерднее, чтобы доказать всем, что я не зря занимаю свое место в команде. От меня ожидают, что я буду играть на его уровне, но я хочу быть еще лучше, сильнее и опаснее. Для меня чертовски трудно признать, что сейчас я не в самой лучше форме и подойти к отцу и сказать, что я не контролирую ситуацию, будет тоже самое, что сказать: «Прости, пап, я облажался». Посмотреть в его разочарованное своим сыном лицо и выслушать монолог на тему, какой я жалкий.

Вся тяжесть обстоятельств и внимание сказывается на мне не лучшим образом. Когда команда проигрывает, я ощущаю давление. Как будто болельщики и пару парней из команды говорят мне: «А твой отец такого бы не допустил».

— Может все же стоит поговорить? — с надеждой в голосе откликается сестра.

— Ты знаешь, что это не мой случай, — отрезаю я, когда мы останавливаемся у ворот родительского дома. — Я больше не хочу об этом говорить.

— Как скажешь.

— Марк! — разносится радостный голос мамы. — Я тебя уже давно жду. Открываю.