Я молча выхожу из гостиной, и иду по длинному светлому коридору в кабинет отца. Страшно вспомнить, когда я в последний раз бывал у него. В детстве он всегда звал меня к себе и любил рассказывать про свои увлечения помимо хоккея. После того как отец перестал посещать мои матчи, я перестал бывать у него в кабинете. Я знал, ему нравятся наши вечерние беседы отца с сыном. Поэтому специально искал причины и предлоги не ходить к нему, тем самым обижая его так же, как делал это он. Со временем он бросил все попытки и перестал звать меня вовсе. На самом деле, мне самому нравились наши разговоры, но я ничего не мог с собой поделать, обида пересилила меня.
Я негромко стучусь в темно-коричневую дверь.
— Сонь, это ты? — слышу я тихий голос родителя.
— Нет, это не мама, — я открываю дверь и наши взгляды встречаются. И на меня наказывается невероятная усталость. Не злость, а именно усталость. Я так устал бороться за его внимание и похвалу, так устал ждать от него какой-либо поддержки.
— Марк, — отец резко встает со своего кресла. — Проходи.
Я захожу внутрь кабинета и закрываю за собой дверь. Обстановка в комнате осталось совершенно такой же. Те же коричневые широкие панели, тот же деревянный паркет в цвет стен, тот же огромный дубовый стол, то же кожаное кресло, тот же диван у панорамного окна, завещанного жалюзи и те же стеллажи с книгами. Все осталось на тех же местах, как и в последний наш совместный вечер.
Родитель садится обратно в кресло, а я же сажусь на кожаный диван напротив него. Я поднимаю решительный взгляд и замечаю, на сколько уставшим выглядит отец. Небольшие круги под глазами, опущенные плечи и слегка затуманенный взгляд.
— Ты что не спал что ли? — хмурюсь.
— Не спал, — отец невесело улыбается.
— Почему? — если он хочет, чтобы я чувствовал себя виноватым, то не дождется.
— Я много думал этой ночью, — он поднимает голову и встречается со мной взглядами. — И пришел к выводу, что мне нужно извиниться перед тобой.
Чего? Чего?
От неожиданности я чуть подаюсь вперед. Что он хочет сделать? Извиниться?
— Я прошу прощения за то, что все эти годы отсутствовал на твоих играх, — продолжает отец, видя мою растерянность. — За то, что не поддерживал, в каких-то местах давил на тебя и не разговаривал с тобой по душам. Если бы я только знал, что ты чувствуешь, то поступал бы совершенно по-другому. Я ни в коем разе не хотел, чтобы ты думал, что я разочарован или стыжусь тобой.
Он замолкает, и что-то сильно сжимает мне грудь.
— Но ты стыдишься меня, я знаю это, — нахожу в себе силы ответить отцу. — Поэтому ты перестал помещать игры и открытые тренировки. Когда ко всем парням приходили оба родители, ко мне приходила только мать.
Его глаза округляются, и он глубоко вздыхает, собравшись уже что-то мне сказать, я выставляю ладонь, дав понять, что не закончил.
— Ты хоть знаешь какого это, пытаться доказать что-то человеку, который даже не присутствует на играх и не видит твоих успехов? Когда я окончательно понял, что ты стыдишься меня, как хоккеиста, я пообещал себе сделать все возможное, чтобы не быть похожим на тебя и стать еще лучше, чем ты есть.
— Марк, — просит он.
— А что Марк, а? — спрашиваю, а отец опускает голову. — Я искренне удивлен, что ты просишь прощения, но я не понимаю к чему они? Я не престану разочаровывать тебя, а ты не станешь гордится мной.
Я замолкаю, переводя дух. Но то, что я слышу дальше приводит меня в шок. На несколько мельчайших секунд мне кажется, мое воображение решает поиграть со мной. Покачав головой, я понимаю, что я действительно слышу и вижу, как мужчина передо мной плачет. Никогда в жизни не видел его слез.
Этот звук так отрезвляет меня.
— Па? — неуверенно начинаю я. — Ты чего?
— Неужели ты и вправду так думаешь? Неужели я заставил тебя думать, что не горжусь тобой? — он поднимает на меня взгляд полного сожаления.
— А разве я сказал не правду?
— Конечно же, нет, — тихо говорит отец. — Позволь мне кое-что показать тебе.
Он пару раз водит компьютерной мышкой по столу, заставляя экран монитора загореться.
— Подойти, пожалуйста, — просит он, шмыгая носом. Я делаю глубокий вдох, встаю с дивана и подхожу к креслу. — Посмотри сюда.
Родитель щелкает два раза по папке на рабочем столе и на мониторе появляются несколько сотен, а может и тысяч, видеофайлов.
— Я смотрел и сохранял каждую твою игру, начиная с самого начала, когда ты только изъявил желание заниматься хоккеем, — он вытирает глаза тыльной стороной ладони. — Это видео, когда ты первый раз встал на коньки. Это — первая игра в молодежке. Это — когда ваша команда взяла кубок. Это — твоя первая игра в профессиональной лиге. А это, — он указывает на очередной видеофайл. — Ваша последняя игра в этом году… точнее уже в том.
Мне становится нечем дышать. Я натужно сглатываю, переводя взгляд на отца.
— Но почему ты перестал ходить на мои матчи? — на мои плечи сваливается вина.
— Сынок, — после долгой молчаливой паузы, наконец-то отвечает он. — Однажды, я услышал фразу: «А его отец такого бы не допустил», после первого проигрыша твоей команды в молодежке.
Воспоминания резко дают под дых.
— Тогда я и решил, лучше будет не приходить на матчи и не маячить людям глаза. Я хотел, чтобы видели и замечали только тебя, твои умения и навыки. Хотел, чтобы в тебе видели не моего сына, а способного хоккеиста.
— Почему ты не сказал мне об этом прямо? Почему заставил думать, что стыдишься меня? Что разочарован мной?
— Прости, сынок, — родитель тяжело вздыхает. — Я решил, если не заострять на этом внимания, то ты меньше будешь переживать о том, что думают другие люди.
— Решил он, — рявкаю я. — А ты обо мне подумал? О том, что чувствовал я в тот момент? Ты хоть можешь представить через, что я прошел? Сколько наслышался из-за твоего решения?
— Я меньше всего на свете хотел, чтобы ты себя так чувствовал, если бы я знал к чему приведет мое решение, давно бы отказался от него.
— А почему даже дома ты вел со мной разговор только о хоккее? — я делаю пару шагов к окну, образовав дистанцию между нами. — Почему забыл, что я твой сын?
— Я никогда не забывал этого, — он искренне удивляется. — Мы отдалились, и я не знал как с тобой себя вести, а хоккей оставался единственной точкой соприкосновения.
— К Мишель ты всегда знал подход, — бросаю я, поворачиваясь к нему лицом.
— С твоей сестрой всегда проще, потому что она сама тянется ко мне, а ты стал колючим и взрывным. Кто же знал, что виной этому был я.
В комнате повисает тишина. Я смотрю на отца и наше сходство просто зашкаливает. Я полностью его копия, только моложе. Те же темные волосы, точеные скулы, темно-карие глаза. Да даже характером пошел в него. Сколько всего мы упустили, решив каждый для себя, как будет лучше для другого.
— Я всегда думал, хоккей для тебя важнее, — первым нарушаю молчание я.
— Сынок, — отец встает с кресла и подходит ко мне. — Хоккей — это игра, хоть и легендарная, но игра, а ты — мой сын, моя семья. Мне не важно проигрывает твоя команда или выигрывает, капитан ты или нет, я чрезвычайно горжусь твоими успехами. Я горжусь тобой, сынок.
У меня резко щемит в глазах и заканчивается весь воздух в легких. В горле не остается слюней, чтобы сглотнуть.
— Сынок, прости меня, если сможешь, за то, что был для тебя плохим отцом, — он сжимает своей массивной ладонью мое плечо. — За то, что вселил в тебя все эти чувства.
— Я даже не знаю, что сказать, — признаюсь я, опустив взгляд вниз. — Наверное, мне стоило сказать тебе все это раньше.
— Марк, если бы я знал, — он сильнее сжимает плечо, заставляя посмотреть на него.
— Прости, что усомнился в тебе как в отце. Я не должен был такого говорить, ты защищал меня.
— Сынок, — он обнимает меня, а я продолжаю стоять не двигаясь. На самом деле, наши отношения столько всего упустили, и я сейчас не знаю будет ли уместным обнять его в ответ.
— Даже не обнимешь старика? — спрашивает он, читая мои мысли.
— Я не знаю, будет ли это уместно? — слегка улыбнувшись, отвечаю я.
— Никогда не поздно признать собственные ошибки и попробовать начать все сначала.
— Наверное, ты прав, — я обнимаю отца в ответ. Он, чуть выше меня ростом, поэтому объятия выходят неуклюжими.
Мы отстраняемся друг от друга, и родитель протягивает мне руку.
— Попробуем стать друзьями?
Я понимаю, что нам потребуется время и усилия, чтобы восполнить упущенное, но мысль о том, что отец гордится мной, приносит облегчение и словно снимает с моих плеч тяжёлый груз.
— Только не проси делиться личной жизнью, — усмехаюсь я и пожимаю его крепкую ладонь.
— На счет личной жизни, — он пристально смотрит на меня, не расцепляя рукопожатия. — Я никогда не вмешивался в твои дела, сразу знал, ты парень умный и все делаешь правильно, но Андрей очень недоволен тем, что ты вчера забрал его дочь.