- Это неприятно. – Полли надула губки.
Ей и правда могло быть обидно, но разве оно имело значение, когда перед нами стояла почти невыполнимая задача, заключающаяся в строительстве дружеских отношения.
- Ты – мертвая, тебе все равно. – Успокаивать женщин не моя прерогатива, но с такой напарницей рано или поздно это могло стать призванием.
- А ты – дурак! – Плюнула она мне в лицо.
Нет. Правда плюнула. Я прямо почувствовал эти мокрые и скользкие от презрения слова на своем лице. Пришлось провести ладонями по лицу.
- Главное, чаще думай об этом.
Я достал из-за пазухи своего темного плаща блокнот для записей неучтенных в Божьем промысле и стал искать имя этого бедолаги. Оно уже должно было появиться в моем списке, а мне бы просто оставалось поставить галочку напротив.
Собирался дождь, а я все продолжал листать этот хренов блокнот туда-сюда, так и не найдя ни одного имени без галочки.
- Полли! – Гаркнул я ей. – Посмотрит в своем! – Пусть отучается шататься без дела.
Записи в наших блокнотах дублируются, но ситуация настолько нестандартная для нашей работы, что было не лишним перепроверить все во второй, а то и третий, и четвертый раз.
- Нет. – Послышался ее протяжный и ленивый ответ.
Мои пальцы продолжали перебирать хрустящие странички. Все безуспешно.
- Ты внимательно посмотрела?
- Так точно! – Словно военный отсалютовала Полли.
- Уверена? – Одна моя бровь поползла наверх.
- Так же, как и в том, что мертва, а ты – дурак. – Ее заливистый и звонкий смех.
Хоть бы хны! У нас такая серьезная проблема, а этой лишь бы поскалиться. Нет, нам точно не быть друзьями. Что не вышло при жизни, после смерти все поздно.
Во мне начали копошиться зловещие предчувствия. Не к добру все это.
Координаты нам дали точные. Я еще раз сверился с нашим конвертом, запечатанным сургучной печатью с прописной «Ч» в центре. Все верно.
Мы его нашли. Указанные приметы совпали. Ноги, руки, которых нет, – все по накладной. Вот только имени не дали. Не имея полного названия объекта (и пусть вас не смущает подобное обзывательство, для меня это всего лишь работа), ну, так вот, не имея возможности назвать объект полным именем, я не смогу призвать его, чтобы отвести к следующему пункту назначения.
Передержишь черное сердце на земле, не взывая к нему, станет он злым духом и будет крушить и убивать всё и всех на своем пути. Это придает некую важность нашей профессии Чистильщиков, не правда ли?
Вернемся к нашим баранам, то есть, к нашему несчастному и обезображенному. Без имени не пускают даже в ад. Если ты никто, то никому и не нужен. Печальная участь. Еще более печальная, чем просто оказаться мертвым в расцвете сил.
Что прикажите с ним делать в таком случае? Куда нам его вести? Когда вернемся в контору, надо будет поднять на собрании вопрос о передержке душ для подобных случаев, ну, или детсад для временно неучтенных.
Из бесцельных метаний по безграничным просторам моего подсознания, меня вывел шорох в ближайших кустах барбариса. Выбежала собака, виляя из стороны в сторону огромным палевым хвостом. В густой шерсти я приметил синий ошейник. Значит, неподалеку жилые дома. Такая страшная смерть не могла свершиться незамеченной.
Свидетели или даже сам убийца, мне сейчас все равно, что дерево, что бревно, хоть кто-то должен оказаться поблизости.
Может, стоит пройтись и осмотреться? Глядишь, и этот никто окажется кем-то. Кем-то, кого я смогу провести к следующему этапу. Обернусь минут за десять, а там и имя его выведаю.
- Оставайся тут. – Бросил я в сторону Полли.
Брать эту капризную барышню с собой не хотелось. Слушать нытье и смотреть на ее рожу наверняка одна из древних китайских пыток, а мне ее выдали, как помощника. В нашей конторе явно переоценивают мои силы и не считаются с моими нервными клетками.
- Нет. – Все ее тело вытянулось как струна, как только она услышала мои слова.
- С чего это вдруг? – Нахалка начинала выводить меня из себя.
И, наверняка догадываясь, в каком подвешенном состоянии я нахожусь, она картинно приложила ладонь ребром к оголенной части черепа так, чтобы труп ее не услышал, и прошептала, многозначительно выпучивая глаз:
- Он мертвый.
Терпению приходил конец.
Я с раздражением втянул пахнущий гнилью воздух и с ангельским спокойствием, стараясь не задеть ничьих чувств, произнес: