- Ты уже уходишь? – По разочарованному тону парня можно было прочесть, что у них, к моему счастью, ничего не было, или было, но тому этого показалось ничтожно мало.
Молодой человек преградил путь моей сестре, закрыв проход своей рукой.
Рост у него был внушительный. Торс голый. Ноги в спортивках, растянутых старых спортивках, в которых он смотрелся просто потрясающе. Наплевав на сестру, я увлеклась пересчетом кубиков у него на животе. От моих прикосновений мышцы парня по инерции сжимались. Было приятно думать, что это следствие неутолимого желания, а не мертвецки ледяных пальцев.
- Все было просто замечательно. – Ну и тон! Меня сейчас вырвет! Видимо, статья, от чтения которой меня отвлекли, пошла на пользу.
- Это моя реплика. – Парень смерил томным взглядом зеленых глаз прелести Аньки, перетянутые бесстыдно простецким, но чертовски сексуальным черным платьем, и впечатал ее в стену смачным поцелуем.
О, нет! Кажется, я видела язык. Целых два! Вот сейчас точно вырвет.
Анька отстранилась от него. Раскрасневшись, точно не от стыда, она продолжала держать ладони на широкой груди парня.
- Останься на всю ночь, Ань. – Он так нежно прошептал ей это в ушко, что, клянусь, не только сестра, но и я вместе с ней покрылась мурашками.
- Антон, перестань. – Протестовала Анька, но Антон был настойчив. Несмотря на распахнутую настежь входную дверь, он нахально запустил руку сестре под юбку и задрал ее до самых трусиков.
Стоп! Они же там точно должны быть! Я же не слепая!
- Ты забыла у меня белье. – Его губы растянулись в улыбке и стали осыпать шею Аньки поцелуями.
- Это ты забыл, его на мне не было. – Она лукаво посмотрела на него и запустила руку в его темные кудри.
Вот все! Увольте! Чувствую, как во мне просыпаются мамины гены.
- Первый раз вижу таких бесстыдных девственниц. - Его слова выпали изо рта прямо в ее раскрытые губы.
- Слава Богу, что я распрощалась с этим статусом сегодня. – Аня посмотрела в сторону, где стояла я, и лицо ее озарилось злорадной улыбкой. – Ненавижу, когда меня называют бесстыдной, а еще больше ненавижу быть девственницей.
Антон схватил мою сестру на руки. Платье у Аньки задралось, я старалась не опускать глаза.
- Давай сегодня будем делать только то, что ты любишь. – Парень, который мог бы быть и моим, захлопнул дверь прямо у меня перед носом.
Последнее, что я видела, это самодовольная ухмылка моей сестры. Не было никаких сомнений, она смотрела прямо на меня, пока Антон выпивался жадными поцелуями в ее шею, грудь и губы.
Последней валентинкой от нее прилетел оттопыренный средний палец. Красивый, наманикюренный, тонкий, но средний палец.
Я осталась стоять, как вкопанная. Даже для мертвой я стала поразительно неподвижной и невесомой.
Она все знала. Она знала, что я стою тут за дверью. Она знала, поэтому позволила мне наблюдать эту сцену, распахнув перед носом дверь. Да, именно позволила, потому что прямо на пороге квартиры Анька успела насыпать дорожку соли, чтобы я без труда не смогла пробраться к ним. Более того, она знает, кто я. Знает и ненавидит.
Яна.
У меня не получилось обидеться или возненавидеть ее в ответ. Все мои мысли были заняты поисками причин, по которым сестра отказывалась до этого разрушающего момента признавать мое нелепое существование. Все это время она носила меня, как рыбью кость в зубах, не прибегая к помощи зубочистки.
Тут ни к месту вспомнился Шекспир: Мертвая сестра пахнет мертвой сестрой, хоть сестрой назови ее, хоть нет.
Ни тебе потопать ножкой, ни устроить истерику.
Из зависти, я просто мешала Аньке жить полной жизнью, в которой присутствовал алкоголь, вечеринки и секс. Последнего мы (я) избегали так долго, как могли, пока между нами не встала Анькина голова - истинный источник проблем, и пакетик поваренной соли.
При воспоминании о соли, спина отозвалась на зов новой вольной боли. Все жутко чесалось, хотелось стянуть с себя всю одежду и встать под холодный душ, чтобы ледяные струи смыли с меня все до последней песчинки.
С тоской уставившись на свое похоронное платье, которое сгинуло в огне вместе со мной и увеличивалось в размерах по мере того, как росло мое тело, а росла оно вместе с Анькой, глядя на нее, как на свое отражение, я понуро опустила голову. На мне это черное бесстыдство тоже смотрелось бы сногсшибательно, а руки парня под ним могли быть еще горячее.
Найдите еще более нелепого призрака, который тоскует по тому, чего никогда в своей жизни не испытывал. Да и жизни, собственно, не испытал.