Впрочем, Франс Вальенский на соперника совершенно не походил - тощий, с куриной шеей, торчащей из жабо, длинными коленками и локтями, узким породистым лицом и координацией элефанта в посудной лавке. Шевалье Сантини прибыл на вечер в сопровождении своего давнего приятеля, Мишеля Ленро, одного из моих подчиненных.
Вечер был очень спокойным - я проигрывал маленькие суммы, привлекая внимание Вальенского. Пересев за его стол, я внимательно оглядел своих противников. Вальенский мне был заведомо неприятен, он сидел правее меня, в моей паре был Тарлов Олег, мужчина зрелых лет, рассудительный и неспешный. Мы с ним пересекались пару раз, его дочь является фрейлиной у ее величества. Сами они - иммигранты, бежали из своей страны, когда там проводились репрессивные политики не в пользу высокого дворянства. Хороший человек, но попал росскому царю под руку.
В паре с Вальенским, на мою радость, был Клод Вайермеер, чье внимание я на себя и обратил, пройдя мимо их стола несколькими минутами ранее, и рассказывая своему товарищу по предыдущей игре, какие чудесные у меня в деревне соловьи. Меня пригласили к их столу вместо выбывшего Лукаса Торшне, решившего ограничить свой проигрыш всего несколькими десятками монет.
Карты сами шли мне в руки, но, так как я играл простачка, сорящего деньгами, мне пришлось немного сжульничать, сбрасывая определенное количество козырей своему напарнику. Тарлов, конечно, удивился такому наплыву хороших карт, но вежливо смолчал.
На втором туре я взял-таки удачу под руку и, на радостях, выставил едва ли не половину своего 'состояния'. Конечно, Вальенский не мог не купиться. По итогам третьего тура игры у меня уже были все его наличные, новомодные наручные часы, булавка для шейного платка, запонки и все ценные бумаги из его карманов.
Когда он захотел отыграться, поставив на кон свой дом в Портландии в качестве залога, я отказался играть дальше - на мой взгляд, не стоили все эти бумаги такого унижения. Отговорился тем, что уже поздно, а завтра я планировал рано вставать.
Конечно, меня уговаривали. И, конечно, как только я вышел и завернул за угол в поисках нанятой на вечер Мишелем повозки, на меня напали четверо крепких парней. Но что они могли сделать против моей шпаги и шестизарядного пистоля?
Жак, возничий, извинился за то, что ему пришлось переставить транспорт. К нему подошли, сказали, что повозки необходимо ставить дальше по дороге, так как здесь он загораживает въезд.
Итак, я через черный ход вернулся в свою контору, намереваясь лучше рассмотреть добычу.
О, мне повезло, в самом деле - при себе у шевалье оказались те самые расписки, на сумму в три сотни золотых от имени некоего Жоржа Листо. Он мог оставить их дома, но, по-видимому, опасался воров. Тем лучше - я не собирался опять выходить в свет в этой роли еще долго.
Но больше всего меня поразили другие бумаги, также поставленные шевалье на кон. Подозреваю, когда ему донесут о том, что я ловко избежал ограбления, он просто пустит себе пулю в лоб. У меня на руках были не только долговые расписки, но и кое-какие бумаги из посольства. Очевидно, что в пылу азарта шевалье не думал, что именно ставит на кон, да и планировал вернуть их тут же, буквально за углом.
Эти бумаги я решил припрятать для своего дяди, ему будет интересна переписка Портландских разведчиков с дипломатом. Хотя бы тем, что некоторые факты в записках могли оказаться полезными.
Опасаясь, что украшения являются артефактами, я забрал их с собой, намереваясь закопать на одном памятном мне перекрестке. Бумаги же я спрятал там, где их найти будет сложно - среди других бумаг. У меня, стараниями дядюшки, были несколько книг-хранилищ для таких случаев. При перелистывании такой книги искомые бумаги не выпадали из нее, да и вообще, никак не выделялись, если не знать, что на нужных страницах нет нумерации, конверт с бумагами не отличишь от страницы книги. Листы у таких книг были из толстой бумаги, переворачивались с трудом, но в одном таком 'листе' можно было спрятать сразу пару страниц.
На всякий случай секреты шпионов я взял с собой, спрятав только расписки.
Удостоверившись, что все спрятано как обычно, я отправился к моей повозке, уже два часа ожидающей меня у главного входа. Жак, сдавший нанятый транспорт, терпеливо ждал меня, сидя на козлах. Он тоже слегка изменил свою внешность - надел куртку и снял кепи, рассуждая примерно так же, как и я - кроме Мишеля нас ничто не должно связывать с Карло Сантини.
- Едем. - Кнут Жака звонко щелкнул.
По дороге домой я решил немного подремать, но, вовремя вспомнив про возможные артефакты, попросил Жака остановить повозку на одном из перекрестков в городе.
Улицы города были местами мощеные, местами просто утоптанные тысячами ног. И в том, и в другом случаях расковырять окаменевшую землю не предоставлялось возможным. Но выход нашелся быстро - в виде цветочного горшка, декорирующего вход в ресторан.
Я вышел из коляски, подошел к метрдотелю и попросил забронировать столик на завтрашний вечер. Незаметно для него я скинул из рукава уже начинавшие мешать мне украшения и часы, и внимательно всмотрелся в список столиков, предоставленный служащим.
- О, нет, нет и нет. Я не хочу сидеть в одном зале с шевалье Сантро. Мы с ним не так давно поругались, и пока он не принесет мне свои извинения, я не могу просто так смотреть на него.
- Но мы можем вас посадить в другом зале, вы не будете его видеть.
- Но я буду дышать одним с ним воздухом. Мне этого достаточно. Нет, благодарю, но, пожалуй, в другой раз.