– Чего косишься? – спросил он ленивым, сонным голосом.
– Постричься бы тебе.
Волосы, выгоревшие, спутанные уже сильно отросли и падали на лоб, почти закрывая глаза. Он убрал их рукой.
– И так сойдет.
– А откуда ты знаешь обо всех травах? Как узнал их свойства?
– Как, как… Опытным путем.
– Ты что, все пробовал на себе?
– Ну не все на себе, но большую часть.
– Ты с ума сошел? Наверняка есть ядовитые растения.
– Есть, конечно. Говорю же, я не все пробовал на себе, – сказал он, довольный тем, что сумел меня шокировать. – Обычное наблюдение и не более. Хотя, признаюсь, попался на ту же удочку, что и ты.
Я повернулась и посмотрела на него. Он улыбался.
– Так ты тоже ел эти ягоды?
– Да.
Он улыбнулся еще шире и, вроде бы, слегка покраснел. Я не выдержала и захихикала, я через секунду мы хихикали оба.
– Ну, – проговорила я, давясь хохотом. – И как это было?
– Как, как? Меня-то некому было привязать. Иду, значит, ем эти, чертовы ягоды, и чувствую, как задница поднялась выше головы. Ну, и трухнул тогда, скажу я тебе.
Теперь мы оба хохотали в голос.
– Далеко улетел?
– Улетел бы, да вовремя схватился за ветку.
– Долго висел?
– Два дня.
Мы хохотали, буквально надрываясь от смеха, и только когда наши лица по форме и цвету стали напоминать зад орангутана, мы, задыхаясь и утирая слезы, начали успокаиваться. Приступ смеха окончательно обессилил нас, но я все еще периодически сотрясалась в тихом хохоте, представляя себе, болтающего над головой ногами Влада, ругающегося на чем свет стоит.
Наконец мы оба замолчали, глядя на то, как догорают в печи последние угли. Я уже собиралась подняться со стула и идти спать, как Влад тихо заговорил:
– Знаешь, провисев там двое суток, я окончательно понял, что я здесь абсолютно один, – сказал он так тихо и спокойно, что мне стало не по себе.– Небо было чистым, и я прекрасно все видел. На многие километры, сколько хватало глаз, никого. Ни одной живой души. Поэтому я так удивился, когда встретил тебя.
Я смотрела на него, не понимая, почему не могу выдавить из себя ни словечка. Все нужные слова, как тараканы, разбежались по разным углам, лишь междометья сиротливо жались друг к другу и тряслись. В голове звенела тишина, которая не давала мне сосредоточиться и собрать мысли в слова, слова в предложения, и наконец, сказать уже хоть что-нибудь. А потом нахлынула куча вопросов, которые я так и не осмелилась задать, вроде «Как ты вообще сюда попал?» и «Где твои родители?», но я, естественно, не задам их и в этот раз. И тут, сама не успев понять, как это произошло, я выпалила:
– Ну, теперь нас двое, верно?
Он криво ухмыльнулся, а потом поднял на меня глаза и спросил:
– Надолго?
Я не находила слов, но знала, что выражение лица у меня сейчас жалкое. Откуда мне знать? Что вообще может сказать человек, понятия не имеющий, как он попал сюда и чьими силами? И тут он прочитал мои мысли:
– Как ты оказалась здесь? Откуда пришла?
Я открыла рот, как рыба, выброшенная на берег. Ну что я ему скажу? Что он живет в сказке и вообще, вполне возможно, является плодом моего воображения или частью прекрасного, но, как и все остальные, недолговечного сна? Я здесь так счастлива, что теперь уже не уверена, какая из реальностей настоящая. Почему-то, вспомнился урок по философии, где преподаватель говорила, что истин всегда, как минимум, две. Так может ли быть, что обе эти реальности и есть две моих истины? Ведь сейчас прошлая жизнь для меня не менее призрачна, чем сон, тающий с первым взмахом ресниц. И тут, непонятно откуда взявшиеся, с моего языка слетели слова.
– Я всегда была тут.
Господи, что я несу? Откуда вообще это взялось? Бред какой…
– Знаешь, мне тоже так кажется! – он оживился, словно я угадала, словно попала в точку, прочитав самое сокровенное, озвучив то, что он сам боялся сказать. Вот так поворот. Я не знала, что сказать, а он заговорил так быстро, что я поняла – он чему-то очень обрадовался. Знать бы – чему? – Такое ощущение, что ты всегда была рядом, но незаметно, как облако или тень. А сейчас ты словно обрела тело, словно…
Он умоляюще смотрел на меня, ожидая, что я найду нужные слова, скажу то, что вертится у него на языке. Глаза его кричали: «Умоляю, скажи, что я не сошел с ума! Что не свихнулся от одиночества, и ты понимаешь, о чем я говорю!» Но мне нечего было сказать. Не знала я, что за слово вертелось на кончике его языка. Я вообще не понимала, что происходит и лишь молча смотрела на него глазами умной, все понимающей, курицы. И тут он окончательно выбивает у меня почву из-под ног: