Он бросился к своей свите. И тут, вместо того, чтобы гордо и бесстрашно возглавить свое маленькое войско, он перегородил им дорогу к воротам, а затем повернулся и громко крикнул:
– Что за сборище?
Все молча смотрели на него, а он буравил их взглядом, которым можно было бы обезглавить, будь на то его воля. Никому и в голову не пришло и рта раскрыть, и теперь уже было сложно понять, кто пугал их больше – тот, кто за воротами, или тот, кто перед ними. Сквозь оскаленные зубы слышалось гневное дыхание, прерываемое глухим рычанием. В злости он был прекрасен, и я в который раз, отдавая себе в этом полный отчет, залюбовалась тем, какой красивой бывает природа, воплощенная в мужчине. И дело было не столько в сильном, высоком и удивительно гармонично сложенном теле. Он горел. Он полыхал изнутри, и жар его пламени обжигал всех вокруг, заставляя его самого сиять и искрить. Вы знаете, что такое ледяное пламя? Огонь, который обжигает пронзающим холодом? Это его глаза. Они сияли, и клянусь Вам, я забыла обо всем на свете, глядя на синий пожар. Насколько грациозен бегущий гепард, как прекрасен в прыжке лев, как быстра и смертельно красива большая белая акула в момент атаки, настолько же завораживающим может быть человек, сгорающий в пламени своей ярости. Если вы никогда не видели этого собственными глазами, поверьте мне – это незабываемо.
Очередной удар, обрушившийся на двери, вырвал меня из моего очарования, и вернул к реальности, в которой весь замок содрогнулся под силой неведомого, пытавшегося ворваться в замок. Граф, словно бы тоже отрезвлённый грохотом, громко выругался. Наверное, я бы тоже была в бешенстве, если бы тридцать человек, включая десяток непомерно здоровых охранников, не смогли справиться с врагом, заставляя его светлость самолично выполнять грязную работу. Но тут он, закрыв глаза и с силой выдохнув, вдруг заговорил голосом, полным нежности. Он говорил с ними тоном, каким строгий отец ругает своего нерадивого, несмышленого, но горячо любимого ребенка.
– Что вы тут делаете, сумасшедшие?
Взгляд Графа все еще был рассерженным, но уже становился мягче и словно бы глядел с немым укором. Гром удара снова прокатился по замку, но Граф словно и не обращал на него внимания.
– Какого черта вы все тут собрались? Это что, грабли? Господи, кто дал Анюте грабли? Анюта, отдай их охране. Аккуратнее… Боже мой, да заберите их у нее, она же сейчас покалечит кого-нибудь! Ирма, ради Бога убери сковороду. – и тут лицо Графа изменилось до неузнаваемости, став нежным, почти ласковым. – Глаза б мои вас не видели… Где вы все должны быть? Что я вам говорил на такой случай?
– Мы не собираемся отсиживаться в комнатах, пока это чудовище громит наш дом! – крикнул мужской голос из толпы. Граф закатил глаза и развел руками:
– А что вы можете сделать? Закопать его вот этой лопатой, или может, причесать граблями? Или надеялись, что он сам умрет от смеха, когда увидит вас и ваше вооружение? Вы же знаете, на него даже не все заклинания действуют, а собрались в бой, вооружившись зубочистками.
– Граф, что происходит?
– Почему он пытается проникнуть сюда?
– Он никогда так раньше не поступал. Он ведь даже к воротам близко не подходил?
– Что ему нужно? – вопросы сыпались один за другим, но Граф остановил их движением руки.
– Я не знаю. – сказал он, и тут я совершенно четко поняла, что он врет. Не знаю как, понятия не имею почему, но я просто знала это. Намного тише, чем говорил до этого, он сказал. – Но я знаю, что если вы сейчас не уберетесь отсюда, я вас отправлю задавать ему эти вопросы лично.
– Не сердись, милый, мы просто хотели помочь. – раздался голос Ирмы откуда-то с задних рядов.
– Ну, так помогите мне! Останьтесь в целости и сохранности. Больше от вас ничего не требуется. Амалия! – он повернулся к той самой блондинке. – Проследи, чтобы все они разошлись по своим комнатам. – потом он снова обернулся к людям и сказал. – Заприте засовы, забаррикадируйте двери всем, чем можно, и чтобы я никого из вас не видел в коридоре, пока я не разрешу.
Женщина кивнула и окинула взглядом людей. Еще какое-то время они молча стояли, терзаемые сомнениями, пока Граф не рявкнул.
– Идите!
Народ нехотя потянулся к лестнице, переговариваясь и оглядываясь на оставшихся в холле Графа и Косого. Я не смела даже пошевелиться , так и застыв в своем укрытии. Думаю, сейчас не самый лучший момент, чтобы застенчиво выйти из-за колонны и пытаться всех убедить, что на самом деле я не подслушивала, а подсматривала. Решила улизнуть, как только представится возможность. Когда Граф и Косой остались одни (по крайней мере, они так думали), Граф тихо попросил Косого принести книгу. Тот молнией кинулся по лестнице, не говоря ни слова.