— То есть, простили ему? Не развелись? — спросила Валерия. — Я бы так не смогла.
— Вы, Лерочка, глупенькая еще, потому что молоденькая, — усмехнулась Надежда Михайловна. — Что я вначале вам, бестолочам, говорила? Что все мужики коты. Поэтому, лапа, либо не надо замуж выходить либо, уж если вышла, шило на мыло менять не надо. А так я при муже осталась и при бриллиантах. И не просто при муже, а при провинившемся и прощенном, ощущаете? Тогда запоминайте и учитесь.
И они налили себе еще по чуть-чуть.
— Так вы, Надежда Михайловна, думаете, что прекратил ваш муж котовать? — это идиотка Валерия в разнос пошла. Забыла, что в гостях, а не у себя в отделе.
— Лерочка, главное, что он не делает это на работе, меня не позорит и себя бережет от неприятностей. Мы хоть и работаем теперь на разных фирмах, но общие знакомые всегда найдутся, корпоративы, то, се, Москва город маленький. Вы же знаете в лицо моего Кирилла? Знаете. И у меня есть знакомые на его новой работе, даже хорошие знакомые, перезваниваемся. Уборщица у них совершенно душевный человечек и все про всех знает. А мне не втягость с ней поболтать и шоколадку к празднику в кармашек сунуть. Понятно, о чем я?
Девочки решили быстренько сменить тему, зачем нагнетать, не нужно. Но кардинально тему поменять не получилось, стали обсуждать прочие, кроме котов, подвиды биологического вида «мужик».
Пришли к выводу, что бывают козлы, кобели, хорьки и гориллы, еще боровы и свины. Заспорили насчет свинов. Свинья — не подходит, слово женского рода, а свин — как-то почти ласково, кабан — имеет немного другой смысл… Хряк, пожалуй, отразит вполне. Еще есть жеребцы, но в отдельный подвид решили не выделять, оставить как разновидность кобеля. А кабан тогда пусть будет разновидностью гориллы. Опять заспорили.
Тут пугливая Светлана Николаевна взглянула на настенные часы и пропищала, что времени как раз на последнюю капелюшечку, после чего бутылка была опустошена и со стола убрана. Прочий пищевой мусор тоже по-быстрому смели. На столе остались фужеры, коробка конфет «Комильфо» и банан, разрезанный толстыми колесиками.
— А вот я не вполне понимаю, кто такое есть «хорек», — возникла опять Бурова. — Тот, кто грязный и не моется?
— Они никто не моются, — захохотала Киреева, и все тоже прыснули. — Хорек — тот, кто вонючий, даже если моется. Кстати, Катюш, я тут твоего бывшего недавно видела. С мамзелью. Выходили из «Седьмого континента» на Боровицкой. Девка неприятная такая, а он ее за плечики обнимает, к машине подпихивает. Сделал вид, что меня не помнит.
Все притихли. Киреева, ничуть не смутившись, продолжала:
— Знаешь, Катюх, я с таким тоже бы развелась, несмотря на принципы. Ты хорошая баба и хорошего мужика заслуживаешь. Хотя с виду он просто Абдулов. Может, расскажешь, поделишься с подругами, отчего у вас так вышло? Почему развестись-то решили?
Катя широко улыбнулась и спросила:
— Не сошлись характерами?
Был март, вторая половина, а день выдался, как апрельский. Солнце на синем небе, воробьи снуют, вороны каркают. В такой денек даже заледенелый и очень грязный наст между проезжей частью и тротуаром не оскорбляет зрение торчащими то тут, то там пластиковыми мятыми боками пивных бутылок, банок с надписью «Кока-кола» и пакетиками из-под чипсов. Если присмотреться, то и капель была с оставшихся сосулек, и ручьи тоже можно было поискать при желании где-нибудь во дворах возле гаражей.
Спокойной и уверенной походкой шествовал Козелкин Борис Сергеевич по этой весенней городской красоте и радовался жизни. Он никогда не мечтал быть президентом, или министром, или олигархом, он был очень и очень скромен в своих запросах к судьбе, и она за это его не обошла, наградила, у него есть все, что хотел, и есть еще перспективка, а это уже бонус.
Он улыбнулся своему остроумию. Кандидат наук, совсем даже не старый еще, докторская почти готова, отношения на кафедре с коллегами отличные, подработочка необременительная — про нее Катерине и знать-то не надо. Приглашают в одну корпорацию начальником опытного участка, а он еще подумает, статус все же не тот, мелковато. Зато оклад заманчивый. Ну подумаем еще, не отказался же пока, он осторожный. И Борис Сергеевич снова улыбнулся.
Хотя смена обстановки не помешает. Все в институте уже изучено, пройдено, опробовано. Наскучило. Обрыдло. Лекции, экзамены, зачеты, красоваться и властвовать… Это все только поначалу опьяняло, но быстро прошло, привык, стал солиднее. Что хорошо для мальчика из провинции, то мелко для преуспевающего москвича. Обычная работа, какие уж восторги.