Только что знал, а вот теперь уже не знает.
Первое, что он почувствовал, когда услышал от Катерины ее хамскую тираду, был лютый гнев и жгучее желание вмазать сволочной девице открытой ладонью по лицу, хотя женщин он никогда не бил. Хорошо, что сдержался. И хорошо, что заперли его автомобиль, успел очухаться.
«Ты бы лучше на себя злился, не на нее…» Но, конечно, считать себя оскорбленным в высоких чувствах куда как приятнее. Катя ведь просто высказала ему то, на что он сам рассчитывал и чего хотел. Высказанное вслух звучало несимпатично. Высказанное вслух девушкой, с которой именно так он и намеревался поступить.
Как — так? А подло, вот как. Потому и взбесился, что угадала она, почувствовала, поняла. И он тут же: да как она смеет меня в подлости подозревать?!
А ты и есть подлец, братец, первостатейный. Мало тебе, между прочим, чтобы все по-твоему было — она же согласилась, — так тебе надобно еще, чтобы думала о тебе девушка при этом, как о безупречном герое, а в случае разрыва лишь себя ругала бы за несовершенства. А за что ей пришлось бы себя ругать, Демидов бы подсказал. «Скучно что-то с тобой, девочка, пресно и неинтересно. Извини».
Ну вот, собственно, и все. Ты трус, Демидов, хотя и подлец.
Так сидел он, уставившись в лобовое стекло, а потом, коротко выдохнув, повернул ключ, вывернул резко руль и поехал. Он знал, где живет его Катя, и знал, что теперь ей скажет.
Подойдя к Катиному подъезду, Демидов остановился под козырьком, намереваясь подождать кого-нибудь из жильцов, чтобы следом за ним проникнуть внутрь. Конечно, можно набрать номер квартиры, чтобы Катя сама впустила его, но он не был уверен, что впустит. А с лестничной клетки впустит, если он пообещает учинить шум, на который выскочат все соседи. Главное, оказаться в квартире. Это сейчас главное. Именно сегодня. Иначе он ее потеряет.
Потоптался на месте в двух метрах от металлической подъездной двери, держа в руках незажженную сигарету. Вот и жилец, милости просим. Жилец вылез из раздолбанной «Ауди», но отошел не сразу, а сунув голову в распахнутую дверь, секунд десять изливал нежные слова, обращенные кому-то, сидящему внутри. Демидов решил, что это все-таки не тутошний, а так, на минутку к кому-то в гости заскочил, впрочем, без разницы, лишь бы дверь в подъезд открылась.
Когда водитель «Ауди» пружинистой походкой подошел вплотную, Демидов увидел, что умильного выражения на его лице уже нет, а сменилось оно нагловатой ухмылкой, хотя и не совсем уверенной. «Заводит себя, — решил про него Демидов, наблюдая, как мужик достает из кармана связку ключей и прикладывает магнитный к панели домофона. — А я, однако, ошибся. Крендель абориген». Абориген остался дожидаться лифта, ну а Демидов неторопливо отправился пешком, так как информацией насчет этажа не располагал.
Искомая дверь обнаружилась на третьем этаже, и Демидов успел заметить, кто именно открыл ее ключом и, распахнув настежь, вошел внутрь.
— Это тут твой бывший выступал? — очень равнодушно поинтересовался Демидов.
— Ну, — ответила бесцветным голосом Катя.
— Учились вместе?
— Да. Почти. В одном институте.
— Выходит, интересы у вас общие были?
— В какой-то степени.
— А разошлись-то чего? Вроде бы вам было с ним о чем поговорить.
— Разошлись по другой причине. А это ты к чему?
— Это я к твоему выступлению на ступеньках метро. Помнишь такое? Часа два назад оно состоялось.
— Ну. Помню, — и Катины щеки зарделись. — И другое помню. Ты сказал, что должен подумать. Подумал уже?
Катя подошла к плите, привычным движением повернула рычаг на газовой трубе, зажгла конфорку. Решила предложить гостю чая. Проявить вежливость.
— Что это за порнография? — возмутился Демидов.
— Где? — вяло спросила Катерина.
— Да вот только что, вентиль зачем переключала?
— А. Не обращай внимания. Плиту нужно менять. Значит, ты стоял под дверью и радостно слушал наш скандал?