– Да какое неудобство, Лёнечка? – ответила Ксения. – Помогать вам – одно удовольствие!
– Я сама слезу, – заявила Александра, не обратив на её реплику внимания. – Упадёшь ещё.
– Да с какой стати я должна упасть-то? – усмехнулась я. – Ну ладно, как скажешь. Сама так сама.
Впрочем, будучи тренированной и сильной, Александра спустилась в погреб по скобам не в пример ловчее меня. Все банки, кроме одной, были спущены, и твоя сестра проворно, упруго и пружинисто выскочила из погреба, закрыла крышку и отряхнула ладони.
– А эту почему не опустила? – спросила она, увидев оставленную банку с повидлом.
– Это для Ксении, – пояснила я. – Оно ей очень понравилось. Давайте-ка за стол, сейчас чай заварю. По случаю вашего знакомства!
– А не пора ли нам домой? – заупрямилась Александра.
Всё это напомнило мне день нашей с тобой «ежевичной свадьбы» – твою ревность, песню про старика Козлодоева и жаркую ночь, когда ты повернулась спиной ко мне. Положив руки на плечи Александры, приподнявшись на цыпочки и чмокнув её в щёку, я сказала:
– За стол, за стол. Без возражений. Чаю попьём – и домой.
Это подействовало. Укрощённая Александра повиновалась и села к столу, где уже давно расположилась Ксения, остававшаяся безмятежной и доброжелательной, как сегодняшнее солнце. Я заварила чай со смородиной, разложила остатки повидла из маленькой баночки по розеткам и рассказала Александре историю моего знакомства с Ксенией. Кольцо на моём пальце как будто наливалось теплом… А может, это просто моё воображение и чувства разыгрались. Пока я ещё не могла вспоминать о тебе без этого горько-солёного кома в горле. Смородиновый аромат чая, запах и вкус повидла, предзакатная ласка солнца – во всём этом незримо присутствовала ты.
– И что это значит? – спросила Александра, когда мы уже ехали домой. – Ты времени не теряешь, однако. Что, всё ограничилось только стихами? Или же…
– Саш, не надо портить такой прекрасный день этими глупостями, – устало ответила я. – С Ксенией я просто общалась. Неужели ты думаешь, что сразу же после смерти Яны я способна начать отношения с кем бы то ни было? Я просто не могу, не могу! Мне никто не нужен больше!
Я прерывисто дышала горячим, солёно-влажным мраком ладоней. Боль-вдова опять проснулась и запричитала во мне, затмевая свет солнца своей траурной шалью. Её плач снова разрывал меня на части, вонзал в моё сердце тысячи копий. Дивный день был безнадёжно испорчен, свежая рана в душе разошлась и кровоточила.
– Лёнь… Не надо, – послышался тихий, виноватый голос Александры. – Не плачь, пожалуйста… Прости меня. Ты права, это глупость. Прости.
Но чёрная шаль душила меня. Мне хотелось выть во весь голос, но я изо всех сил давила в себе крик: а вдруг ты слышишь? Вдруг тебе от этого больно и плохо там? Из машины я вышла, спотыкаясь и почти ничего не видя от слёз, и Александра довела меня до двери под руку.
– Малыш, прости меня…
В прихожей я уткнулась в её льняную летнюю куртку, обхватила, вцепилась в неё обеими руками, как в спасательный круг… Чувствуя тёплую тяжесть её ладони на своей голове, затряслась в беззвучном рыдании.
– Солнышко, ну что ты!
Я была подхвачена на руки и отнесена в спальню. Подушка впитала все мои слёзы, а Александра, сидя рядом, перебирала пряди моих волос.
И вот, снова воскресное утро – пасмурное, серое. В форточку тянуло почти осенней прохладой, мелкий дождик наносил на стекло короткие штрихи. Глаза болели от вчерашних слёз. Было тихо: Александра, видимо, ещё не вставала, а я отчего-то проснулась – безбожно рано для воскресенья, спать бы ещё да спать. Натянув одеяло на озябшие плечи, я минут двадцать повалялась, а потом встала, умылась и поплелась на кухню. Безумно хотелось кофе – со светло-коричневой пеной, ароматного, согревающего. Плевать на противопоказания.
Я уже раскладывала омлет по тарелкам, а кофе дымился в чашках, когда на пороге кухни появилась Александра – в белой майке и пижамных коротких штанах, зевая и протирая пальцами слипающиеся глаза.
– Лёнь, ты чего вскочила? Рань такая… Охо-хо!
– Прости, если разбудила, – улыбнулась я. – Вот, завтрак готов, прошу.
– Ммм… Ангел ты мой родной, – щекотно шепнула Александра, целуя меня в ухо. – Сейчас, умоюсь только.
Это было хорошее утро, несмотря на дождь.
________________________________
* «Башмаков ещё не износила…» – из монолога Гамлета (акт 1, сцена 2) в одноимённой трагедии У. Шекспира. (Перев. Н.А. Полевого).
О, женщины, ничтожество вам имя!
Как? месяц… Башмаков еще не износила,
В которых шла за гробом мужа,
Как бедная вдова, в слезах… И вот – она,