– Как же мы спать-то будем? – послышался Петелькин шёпот.
– Да, у этой храп даже помощнее, чем у Никитичны, – заметила Мудра.
– Никитична по сравнению с ней – просто тихоня, – согласилась Петелька.
Некоторое время мы восхищённо слушали, поражаясь, как такая с виду небольшая и безобидная бабулька могла обладать таким поистине громовым шаляпинским басом. От её храпа дрожали стёкла, и я искренне опасалась того, что они могли треснуть. Было ясно, что под такое музыкальное сопровождение заснуть нам не удастся, и Петелька предприняла попытку как-то прекратить шумы. С тяжким кряхтением она села в постели, долго шарила своими сушёными старушечьими ногами по полу в поисках тапочек, подкралась на цыпочках к Колобку и деликатно постучала по её плечу пальцем.
– Ээ, извините…
Ответом был оглушительный взрыв храпа:
– Грррррхррррргхгхг!.. («Достиг я высшей власти. Шестой уж год я царствую спокойно…»*)
– Да вы посильнее, – посоветовала Мудра. – Нечего деликатничать.
Петелька аккуратно потрясла Колобка за плечо, и та проснулась.
– Храплю, да? – пробормотала она сонно. – Сейчас…
И она перевернулась на бок. Петелька вернулась к своей койке, долго взгромождалась на неё, кряхтя и охая так, будто от усилий вот-вот рассыплется на части, потом наконец улеглась и затихла. Настала сладостная тишина, и мы, наслаждаясь ею, уже успокоились, но, как выяснилось, слишком рано. Через пять минут с кровати Колобка послышалась новая ария.
– Ну вот, – пробурчала Мудра. – Опять эта музыка. Она и на боку храпит не хило.
Мы полежали несколько минут, не решаясь опять разбудить Колобка. Наконец Петелька сказала:
– Нет, это невыносимо… Невозможно спать. Попробуйте вы.
Во второй раз перевернуться на другой бок Колобка просила Мудра. Колобок перевернулась, и на несколько минут стало тихо. Мы попытались как можно скорее уснуть, но нам это не удалось. И на другом боку Колобок так же потрясала наши уши децибелами. Через пятнадцать адских минут настала моя очередь, и я попросила Колобка перевернуться, но особого эффекта мы не дождались: наша новая соседка была неисправимая храпунья.
– Что же делать? – спросила Петелька. – Она во всех положениях храпит!
– Турбина самолёта и та тише, – проворчала Мудра.
Исчерпав все средства, мы лежали в отчаянии. Но оказалось, что не только нам мешал громовой храп: в двух соседних палатах, справа и слева от нашей, тоже не спали. В нашу дверь осторожно постучались, и вкрадчивый женский голос спросил:
– Извините, а можно храпеть как-нибудь потише? Невозможно спать.
– Мы сами маемся, – ответила Петелька. – Мы уж просили её перевернуться, уж по-всякому… Ничего не помогает, всё равно храпит.
– Хрррэээээхррхррхррр! – подтвердила Колобок. («Из-за острова на стрежень, на простор речной волны…»)
– Вот, слышите? – развела руками Мудра.
– Прекрасно слышу даже через стенку, – ответила женщина из другой палаты. – И не я одна. Может, вы её ещё раз попросите?
– Да уж просили – не помогает, – вздохнула Петелька. – А по сто раз за ночь будить человека как-то неловко.
– Но это же ужас, – сказала женщина. – Мы же всю ночь не уснём.
«Коня! Коня! Корону за коня!» – восклицал король Ричард III в одноимённой пьесе Шекспира, а я была готова вскричать: «Полцарства за беруши!» После двухчасовых мучений Петелька пошла жаловаться дежурной сестре. Та пришла, послушала рулады Колобка и развела руками:
– Ничем помочь не могу, свободных мест нет. Терпите как-нибудь.
– Вы тогда выдали бы нам затычки для ушей, что ли, – попросила Мудра.
– У нас их нет, – ответила сестра. – Да если бы и были, то вряд ли существенно помогли бы.
– И ничего-то у вас нет! – проворчала Петелька. – Как всегда… Ну, тогда сделайте нам хоть дополнительный укол, чтобы уснуть.
– Не положено: будет передозировка, – отрезала сестра.
Таким образом, мы были обречены слушать эту «оперу». Мудра посоветовала нам попробовать абстрагироваться, но сделать это оказалось очень непросто. Уснуть нам удалось только под утро: Колобок проснулась очень рано, в четыре часа, и до подъёма в полседьмого просто лежала. Эти два с половиной часа тишины промелькнули, как одна минута.
– Просыпаемся, бабули, просыпаемся, – послышался голос с потолка.
Вот так, весело и непринуждённо, я тоже была записана в категорию бабушек. Это пришла медсестра – измерять нам давление и температуру. Колобок, проспавшая всю ночь преотлично, выглядела бодро, а мы были как сонные мухи. У Петельки давление поднялось до двухсот, и она жаловалась на боли в сердце.