– Развяжись с ним поскорее. У вас нет будущего.
Она отмахивалась от добрых советов. Естественно, через несколько недель она поняла, что любит его, и он, наконец, признался, что тоже ее любит. А спустя еще какое-то время Мэтью сказал, что хочет оставить жену, Софи, когда придет срок. С тех пор прошло уже четыре года, но от жены он не ушел и проводил с семьей все выходные.
Однако первые несколько месяцев с Мэтью были фантастическими. Он был гораздо старше всех ее прежних мужчин; ей казалось, будто она узнала совершенно новый мир. Мэтью умел сделать так, что она чувствовала себя королевой. Конечно, они редко бывали где-то вместе из страха, что их увидят знакомые. И все же с ним Хелен узнала много нового. Она распробовала хорошую еду, хорошее вино, музыку – то, что раньше просто не входило в сферу ее интересов. Поскольку такие отношения были для нее внове, она, в стремлении порадовать его, притворялась, будто любит все эти вещи, но, когда отношения установились, Хелен поняла, что на самом деле ненавидит и джаз Майлза Дэвиса, и фуа-гра, и тошнотворно сладкое «Шато дикем».
На четвертом свидании Мэтью подарил ей книгу Бодлера «Цветы зла». Он уверял, что ничего подобного она раньше не читала. Хелен не стала рассказывать о своей пятерке по французской литературе – пусть не думает, будто подарок не пришелся ей по вкусу. Напротив, она рассыпалась в благодарностях. Никто никогда еще не дарил ей стихов. Позже, когда они, пресытившись любовью, лежали в постели, Мэтью начал расспрашивать ее о жизни.
– Начни с самого начала. – Казалось, он искренне заинтересован в мельчайших подробностях ее прошлого.
Поведав о том, как она покинула родительский дом и переехала в Лондон, Хелен запнулась. Ей не хотелось рассказывать ему об учебе в университете, но не тут-то было.
– Какая у тебя была специализация? Хелен почувствовала, как краснеет.
– Э… французский, – пробормотала она. Мэтью поднялся на локте и посмотрел на нее:
– Французский?
– М-м-м.
Он заулыбался.
– Литературоведение?
– Вроде того… Ну да! Литературоведение. – Ее лицо покрылось густым румянцем. Почему она промолчала, когда он дарил ей книгу?
– Значит, Бодлер?..
– Я писала о нем дипломную работу.
Мэтью расхохотался:
– Почему же ты раньше не сказала?
– Потому что не хотела портить впечатление от подарка.
Он поцеловал ее в лоб.
– Глупышка! В таком случае ты сама разъясни мне его стихи. Я совершенно в них не разбираюсь. Я ведь совсем не образован. Мне просто понравилась обложка.
Хелен понимала, что Мэтью относится к ней покровительственно. Интересно, почему она ничего не имела против? Наверное, просто раньше никто не интересовался ею так, как он. Непривычное ощущение – быть тем, кого пытаются порадовать, а не стремиться радовать самой. Она как будто вернулась в детство, сбросив груз прошедших лет.
И потом, Мэтью был человеком опытным и искушенным. Он был особого сорта человеком – не просто «женатый и с детьми». Он прожил на двадцать лет дольше, чем она. Его молодость пришлась на шестидесятые. Хелен сама не понимала, почему ее это так завораживает, ведь ее совершенно не интересовали воспоминания «старичков-шестидесятников». И все же его опыт делал его особым, интересным и загадочным.
В начале их романа в дни, когда приходил Мэтью, Хелен пораньше убегала с работы домой, успевала принять душ и надеть лучшее белье – хотя вскоре ей предстояло раздеться снова. Их вечера были заполнены сексом, их только больше тянуло друг к другу оттого, что они не всегда могут видеться, и вынуждены в течение дня притворяться, что их связывают сугубо деловые отношения. Потом роман перешел в новую фазу – более зрелую, глубокую. Теперь они уже могли расслабиться в обществе друг друга. Хелен стало все равно, какие трусики на ней надеты – дорогие «Ригби энд Пеллер» или демократичные «Маркс энд Спенсер». Она больше не испытывала потребность поправлять макияж всякий раз, как он поворачивался к ней спиной. Она с нежностью вспоминала то время – настоящая нирвана, когда физическое влечение сопровождалось дружеским участием и уважением. Впрочем, та стадия была недолгой. В последнее время они по большей части просто спали вместе, потому что Мэтью очень уставал на работе. И все чаще и чаще Хелен понимала, что ей все равно. Они все больше были похожи на супругов. Их отношения стали реальнее, не такими пылкими, как в первые дни. И если это не так восхитительно, что с того? Блаженство не может длиться вечно.
Через несколько месяцев Мэтью стало неловко диктовать ей письма или просить забрать его вещи из химчистки. Поэтому он попросил, чтобы Хелен перевелась в другой отдел. Естественно, кадровик заподозрил, что она либо не умеет ладить с начальством, либо некомпетентна, либо и то и другое вместе. Повышение, на которое она надеялась, уплыло у нее из-под, носа – Хелен упустила удачный момент. Это было три с половиной года назад. Конечно, она могла уйти и найти работу в другой компании, где ее бы больше ценили. Но она не была достаточно ловкой, и потом, теперь она числилась по разделу «административная, секретарская деятельность». В общем, вряд ли ей предложили бы более интересное место. Кроме того, если бы она ушла, она бы лишилась общения с Мэтью в течение дня. Хелен подозревала в глубине души: если она не будет постоянно у него на глазах, он обязательно найдет ей замену.
Поэтому теперь Хелен писала под диктовку и организовывала встречи и записывала предложения для Лоры, птицы высокого полета. В свои тридцать девять Лора была членом правления компании. Когда-то она тоже начинала «личной помощницей», но ей удалось постепенно взобраться вверх по карьерной лестнице. Лора хорошо работала, она была нормальным боссом, она часто хвалила и поддерживала Хелен (что случалось нередко, поскольку Хелен была умна, хотя иногда об этом забывала. Она часто вносила удачные предложения, за которые Лора была ей очень благодарна) и не сердилась, видя, что у ее помощницы часто меняется настроение. Ей и в голову не приходило просить Хелен забрать ее вещи из химчистки. Хелен ненавидела свою начальницу.
Когда они с Мэтью впервые оказались вместе, Хелен задавила в себе чувство вины, отбросив все мысли о его жене – в конце концов, у них просто короткая интрижка; она связалась с Мэтью, чтобы забыть о Саймоне. Вполне благовидный предлог для того, чтобы вернуть самоуважение. Да, она не права, но ведь все это ненадолго. В конце концов, нет на свете совершенства. Через некоторое время, когда она осознала, что ситуация несколько осложнилась, чувство вины вновь подняло голову. Незаметные уколы совести сменились целой волной самообвинения. По утрам ей стало трудно смотреться в зеркало. Что бы она чувствовала на месте жены? По утрам провожала бы мужа на работу, даже не догадываясь о том, что он ведет двойную жизнь! Жестоко, но факт: если бы ни одна женщина никогда не встречалась с женатым мужчиной, ни одна жена не пережила бы сердечного приступа, узнав, что ее супружеская жизнь катится под откос. До тех пор, пока есть разлучницы, все остальные женщины в опасности. Но сейчас такой разлучницей является как раз она сама.
В общем, Хелен понимала, что обязана как можно раньше разорвать отношения с Мэтью, пока дело не зашло слишком далеко. Но понимать что-то гораздо проще, чем поступить так, как подсказывает совесть.
Мэтью ей небезразличен. Она не хочет его терять. Однажды Хелен поймала себя на мысли: почему я должна отказаться от него, если он любит именно меня? Она начала испытывать мелкие уколы ревности, когда Мэтью упоминал имя жены. И вдруг она поняла: она хочет бороться за мужчину своей мечты. Но для того, чтобы победить, нельзя демонизировать Софи и наживать себе врага в ее лице. Невозможно бороться с соперницей, которую жалко. Если жалеешь соперницу, ты обречена на проигрыш.
Глава 2
Софи Шеллкросс сидела в просторной кухне-столовой на первом этаже своего красивого дома в Кентиш-Таун (пять спален, две гостиных). Она смотрела, как Мэтью ест пасту, и терпеливо слушала, как он во всех подробностях рассказывает о прошедшем дне. Недавно, оказывается, он играл в сквош с коллегой Аланом и выиграл. Софи нравилось слушать рассказы мужа о работе и сослуживцах, узнавать последние сплетни и скандалы. Ей самой не хватало времени на внутриофисные драмы, поскольку она работала на полную ставку с девяти до трех, а потом спешила домой, чтобы успеть встретить детей из школы. Она подперла подбородок кулаком и засмеялась, услышав, как Алан оступился и бабахнул кулаком в стенку, а потом зашвырнул ракетку через весь корт, словно она была виновата. После того как дети отправились спать – в полдесятого, не позже, никаких исключений, кроме дней рождения, Рождества и походов в театр, – они налили себе по бокалу вина и сели на диван. Оба очень любили вечера.