— А твоя бабуля, — богар переводит взгляд на Лирама, — прошаренная старушка. Это мило.
Лирам молча скрещивает руки на груди и закрывает глаза. И мы все молчим. Бабуля Мирана знала, что прогулка по лесу окончится непотребством? Знала и оставила меня?
— Ой, не начинай, Ви, — шипит Лирам. — Тебе понравилось.
— И, вероятно, Провидица знала, что тебе понравится, — хмыкает Оран. — Очень понравится.
— И знала, что внучок тоже будет в восторге, — Богар расплывается в улыбке. — С другой стороны, у провидцев множество вариантов видений, — смотрит на меня, — в одном из них мог быть и я.
— У меня слов нет, — ошарашенно шепчу я.
— С Провидицами всегда так, — недовольно отвечает Оран.
— Про тебя она тоже что-то увидела, — ежусь и кутаюсь в одеяло. — То, что не понравилось твоей маме.
Оран смотрит на меня прямым и пронизывающим взглядом. Зря я опять его маму вспомнила.
— У тебя с мамой все сложно, да?
Оран медленно моргает, готовлюсь искре боли, которая охватит шею и голосовые связки, но ничего не происходит. Оран просто молчит и смотрит на меня.
— Моя так вообще сбежала, — пожимаю плечами.
— Смотри-ка, — Богар привлекает меня к себе, глядя на Орана. — Твои очки доверия растут.
— А отец так вообще продал, — фыркаю я.
— А я своего убил, — говорит Богар, и я в ужасе смотрю в его невозмутимое лицо. — Ага.
— Чего?
— Говнюк он был, — Богар недобро щурится. — Не хотел терять лес и попер против меня. Обезумел от того, что Лес больше не принимал его как Альфу.
— Ты шутишь?
— Нет, он не шутит, — вздыхает Лирам. — Но там без вариантов было. Либо папаша его порешит, либо он папашу.
На секунду я вижу Богара среди лесных теней всего в крови. С горящими глазами. Он тяжело дышит, а у его ног лежит мертвый оборотень с разодранной шеей.
— Боже… — сипло отзываюсь я и по моей щеке бежит слеза, которую он с улыбкой слизывает.
Затем он фыркает, кривится и цокает:
— Я забыл, что тебя Оран лизал, — вытирает язык о рукав. — Надо было тебя умыть в ручье.
Оран самодовольно усмехается:
— Тебе ее предстоит вообще хорошенько помыть.
— Через пять минут будем у Цитадели Астериона. Апартаменты к вашему прибытию готовы, парни, — говорит Саймон, а я продолжаю вглядываться в насмешливый профиль Богара. — И раз Ви надо хорошенько помыть, то я набираю воду в джакузи. Ви, солнышко, ты любишь пену?
— Наверное, — шепчу я и затем прижимаюсь лбом к плечу Богара. — Мне жаль.
— А мне нет, — глухо отвечает Богар. — И ты тут не для жалости.
И вот теперь мою глотку схватывает острый и болезненный спазм, от которого голосовые связки обращаются в два ледяных осколка.
— Хватит разговоров, Ви, — тихо и равнодушно отзывается он.
Глава 30. Не верю
— Давай, ныряй, Ви, — говорит Богар и расстегивает мундир.
На постаменте посреди комнаты стоит небольшой такой бассейн. Под плотной пеной бурлит вода.
И комната эта — не спальня и не другое жилое помещение.
Это самая настоящая пафосная купальня с мраморными стенами и полом. А еще тут есть колонны, бархатная софа для отдыха, ковры, По углам стоят горшки с молодыми тонкими деревцами.
Я девочка простая, и никогда такого не видела, поэтому с открытым ртом смотрю по сторонам.
— Ви… — вздыхает Богар.
Он не в настроении.
Наверное, он недоволен тем, что сказал про своего отца, а я посмела проявить к нему человеческую эмпатию. И принял он это как за унижение для его альфачей самцовости.
— У нас есть пара часов до того, как нам придется рожами светить перед местными придурками у власти, — он откидывает мундир. — И я такие встречи терпеть не могу, поэтому бы хотел расслабиться, и твое упрямство мне сейчас совсем ни к чему. Побудь милой хорошей девочкой.
Я скидываю одеяло с плеч, и Богар удивленно приподнимает бровь.
Видимо, ждал, что я начну опять истерить.
А я уже не девочка.
И взял меня не мой возлюбленный, поэтому защищать мне уже нечего.
— Ты драматизируешь, Ви.
Разворачиваюсь и поднимаюсь к джакузи. Мрамор под ногами — гладкий и теплый.
— И даже не фыркнешь?
Я оглядываюсь и смотрю на Богара сверху вниз. Его бровь ползет выше. Не хотел симпатии, эмпатии и сочувствия, то получай, козлина, молчаливую и равнодушную рабыню.
— Ты в мыслях фыркаешь.
— Мысли не считаются, — отвечаю я.
— Только мысли и считаются, Ви, — расстегивает рубашку, оголяя торс.
— Спорить не буду. Я же тут не за этим.
Через несколько секунд я погружаюсь в воду и прячусь под густой пеной, которая пахнет сладко, но ненавязчиво. Что-то цветочное и нежное.