Софи обняла меня. Ее короткие черные волосы были влажными и слипшимися на лбу. Софи пятнадцать, она на два года младше меня. Но несмотря на разницу в возрасте, мы выглядим одногодками. У нас одинаковые высокие скулы, бледная кожа и голубые глаза. Поэтому она коротко остригла свои волосы и несколько прядей зачесала на одну сторону. Мои же волосы спадают до самых плеч. Просто Софи надоело, что некоторые называют ее моим именем, Эмми.
— Эти ужасные сны… — начала она, выпустив меня и позволив отступить на шаг. На лице ее читалось беспокойство.
Но я смотрела в сторону окна.
— Софи? Окно ведь было закрыто, когда мы легли спать?
Она повернулась.
— Не знаю. Как будто закрыто. Хотя я действительно не помню.
Я выглянула в окно, серебристый полумесяц висел высоко в небе. Порыв холодного ветра растрепал мои волосы. И меня снова пробрала дрожь.
Далеко не сразу я снова смогла уснуть. Еще и мама разбудила меня с утра пораньше, громыхая на кухне всем, что попало. Разве нельзя было включить посудомоечную машину немножко попозже? Неужели ее обязательно нужно включать именно в семь утра в субботу?
Я натянула выцветшие джинсы, которые носила вчера, футболку, еще не успевшую скомкаться, и поспешила на кухню. Мама, наклонившись над посудомоечной машиной, в белом халате и с непричесанными волосами, курила сигарету. Проснувшись, она первым делом выкуривает одну сигарету и потом еще одну после обеда… Две за день. Хотя всем говорит, что не курит.
Папа говорит, что если бы она выпивала еще одну чашку кофе по утрам, то сигареты бы ей не понадобились. Он в нашей семье самый правильный. Думаю, именно поэтому его никто никогда не слушает.
Вообще-то, Софи во многом похожа на папу. Она такая же тихая и застенчивая, и предпочла бы лучше сидеть в углу и читать книжку, чем выходить на улицу просто так. А мы с мамой как раз-таки наоборот — очень общительные. Мне всегда нравилось, что многие семьи делятся на два разных лагеря.
— Мама, мне снова приснился сон про волка, — сказала я, прочистив горло. Мой голос был все еще сонным.
Мама затушила сигарету и раздраженно убрала выбившуюся прядь волос со лба. У нее соломенно-белые волосы и карие глаза. И она смотрит на вещи иначе, не так, как Софи и я.
Мама покачала головой.
— Тебе тогда исполнилось пять, — сказала она. Потом вздохнула и продолжила — Тебе тогда исполнилось пять лет и тебя укусила собака… Именно тогда тебе начали снится эти сны.
— Я знаю, — ответила я и добавила. — Ну скажи мне что-нибудь!
Она выпрямилась.
— Не разговаривай со мной так резко.
— Мы просто продолжаем наш прежний разговор, — ответила я ей, стараясь, чтобы мои свои слова звучали помягче. — Но почему я не помню того, чтобы меня кусала собака?
Мама поправила пояс на своем черно-белом халате.
— Ты еще была так мала, Эмми. Кто вообще помнит хоть что-то о себе в пятилетнем возрасте?
— Я кое-что помню, — возразила я. — У меня есть кое-какие воспоминания о детском саде. Но, чтобы меня укусила собака… Мама, я думаю, это было бы очень страшным воспоминанием, такое не забывается.
— Ты заблокировала его в своей памяти, — произнесла она и, наконец, посмотрела мне в глаза. — Мы ведь уже говорили об этом. Это очень болезненно. Некоторые люди блокируют такие ужасные воспоминания, как твои. Они не хотят больше думать об этом.
— Но, мама…
— Ты совсем ничего не помнишь? — спросила она. — Мы приехали в гости к вашей тете Марте на ее деревенскую ферму за Прагой. Меня не было рядом, когда это случилось. Но Марта все видела. Эта собака выскочила из-за деревьев и набросилась на тебя. А потом…
Софи споткнулась и с шумом ввалилась в кухню. Ее босые ноги шлепали по желтой плитке на полу. Она зашмыгала носом и пару раз чихнула.
— Кажется, меня знобит.
— У тебя аллергия, — сказала я. — У тебя каждую весну аллергия, и ты все время про нее забываешь.
Она снова закашлялась.
— А почему у тебя весной нет аллергии?
— Мы ведь с тобой не близнецы, — ответила я. — У меня не должно быть всех тех болячек, что есть у тебя.
Мама налила себе чашку кофе из кофеварки.
— Софи, ты же была с тетей Мартой в тот день? — спросила она. — Ты помнишь, как из леса выбежала собака и укусила Эмми?
Софи закатила глаза.
— Мы снова об этом говорим? Мама, мне было всего три. Как я вообще могу что-либо помнить?