О Господи! Что, если он заделался извращенцем? Потребует, чтобы я напяливала разные кожаные прибамбасы и размахивала плеткой?
Впрочем, я не возражаю на время стать няней. Или медсестрой. Или Женщиной-Кошкой из «бэтмена». Отпад. А если прикупить лакированные сапоги...
– Я тут подумывал... может... мы могли бы... – запинается Коннор.
– И?.. – Я ободряюще кладу ему руку на плечо.
– Мы могли бы... – беспомощно повторяет он и снова замолкает.
– Что?
Следует долгая пауза. Я едва дышу. Чего он добивается? И что имеет в виду?
– Мы могли бы начать обращаться друг к другу «дорогой» и «дорогая»! – смущенно выпаливает он.
– Что? – никак не понимаю я.
– Дело в том... – Коннор багровеет совсем уже угрожающе. – Мы собираемся жить вместе. Что ни говори, а это уже шаг! И я недавно заметил... что мы... мы никогда не говорим друг другу нежных... слов.
Я во все глаза смотрю на него, чувствуя, что попалась. – Разве?
– Точно.
– Вот как...
Я залпом глотаю кофе. Вообще-то он прав. В самом деле не говорим. Но почему?
– Как по-твоему? Но только если ты сама этого хочешь.
– Ну разумеется, – поспешно киваю я. – То есть ты совершенно прав. Конечно, хочу. – Я откашливаюсь. – Дорогой!
– Спасибо, дорогая, – шепчет он с любящей улыбкой, и я улыбаюсь в ответ, пытаясь не замечать хор протестующих голосов в собственной голове.
До чего же фальшиво звучит! Я не ощущаю себя «дорогой».
«Дорогая» – это замужняя дама, вся в жемчугах и с гюлноприводным автомобилем.
– Эмма? – Коннор вопросительно смотрит на меня. – Что-то не так?
– Еще не уверена, – признаюсь я со смущенным смешком. – Просто «дорогая» – это как-то не для меня. Но знаешь, вполне возможно, я со временем привыкну.
– Но мы можем выбрать что-то еще. Как насчет «милая»? Милая? Он это серьезно?
– Нет, – быстро говорю я. – «Дорогая» – лучше.
– Или «солнышко», «лапочка», «ангел»...
– Может быть. Послушай, давай пока просто забудем об этом.
Лицо Коннора вытягивается, и мне становится стыдно. «Брось, Эмма, ты вполне можешь обращаться к своему бойфренду „дорогой“. В конце концов, ничего в этом особенного нет. Надо лишь привыкнуть».
– Прости. Коннор, – извиняюсь я. – Не знаю, что на меня нашло. Наверное, еще не пришла в себя после полета. – Я беру его руку и сжимаю. – Дорогой.
– Все в порядке, дорогая, – улыбается он, вновь обретая обычное хорошее расположение духа, и целует меня. – До вечера.
Вот видите? Это так легко. О Боже...
Ладно, у всех парочек бывают моменты неловкости. Совершенно обычное явление... наверное.
Около получаса уходит на то, чтобы добраться из квартиры Коннора в Мейда-Вейл до Айлингтона, где живу я. Открываю дверь и вижу на диване Лиззи. Физиономия у нее сосредоточенная, вокруг валяются бумаги. Она так много трудится, моя Лиззи. Иногда даже слишком.
– Над чем ты работаешь? – сочувственно осведомляюсь я. – Замышляешь очередное мошенничество?
– Нет, читаю статью, – рассеянно отвечает Лиззи, показывая глянцевый журнал. – Здесь говорится, что со времен Клеопатры критерии красоты остались неизменными и есть способ проверить, насколько ты красива. Делаешь кое-какие измерения...
– Правда? – оживляюсь я. – И что там у тебя?
– Еще не закончила. – Она снова хмурится, вглядываясь в страницу.
– Значит, пятьдесят три... минус двадцать... получится... Господи боже, какой кошмар! Всего тридцать три! – Из?..
– Из ста! Тридцать три из ста!
– О, Лиззи. Какое дерьмо!
– Знаю, – кивает Лиззи серьезно. – Я уродина. И знала это. Понимаешь, знала всю жизнь, в глубине души, но...
– Нет, – отмахиваюсь я, стараясь не смеяться. – Я имею в виду, твой журнал – дерьмо! Нельзя измерить красоту какими-то дурацкими цифрами. Да ты взгляни на себя!
У Лиззи самые большие в мире серьге глаза, прекрасная чистая кожа. Абсолютно потрясающее лицо, хотя ее последняя прическа, пожалуй, слишком строга.
– Да кому ты веришь? Зеркалу или идиотской, бессмысленной журнальной статье?
– Идиотской, бессмысленной журнальной статье, – вздыхает Лиззи с таким видом, словно это совершенно очевидно.
Она, конечно, не всерьез. Но с тех пор, как Лиззи бросил Саймон, ее бойфренд, ее самооценка угрожающе снизилась. Поэтому я немного беспокоюсь за нее.
– Это и есть золотые пропорции красоты? – спрашивает наша третья соседка, Джемайма, цокая «кошачьими каблучками»[13]. На ней бледно-розовые джинсы, облегающий белый топ, и выглядит она по обыкновению ухоженной и загорелой.
Теоретически Джемайма работает в галерее скульптуры, но практически постоянно пребывает в парикмахерских, массажных салонах и фитнес-центрах, ходит на свидания с банкирами, доходы которых тщательно проверяет, прежде чем сказать «да».