3
Наутро меня будят яркое солнце и восхитительный запах кофе.
— Доброе утро, — доносится голос Коннора откуда-то сверху.
— Доброе, — отзываюсь я, не открывая глаза.
— Хочешь кофе?
— Да, пожалуйста.
Переворачиваюсь на живот и прячу гудящую голову в подушку, пытаясь хотя бы на пару минут снова погрузиться в сон, что обычно удается мне легко. Но сегодня что-то меня тревожит. Не дает покоя, как заноза в пальце. Что же забыла?
Прислушиваясь к звону посуды и тихому звуку телевизора, я упорно роюсь в затуманенном мозгу. Сегодня утро субботы. Я в постели Коннора. Мы отправились поужинать… о Боже, этот жуткий полет… он приехал в аэропорт и сказал…
Мы будем жить вместе!
Я сажусь как раз в тот момент, когда входит Коннор с двумя чашками и кофейником. Он надел белый махровый халат, в котором просто неотразим. Я ощущаю прилив гордости и тянусь, чтобы его поцеловать.
— Привет, — смеется он, протягивая мне кофе. — Осторожнее. Как ты себя чувствуешь?
— Сносно. — Я откидываю волосы с лица. — Впрочем, мне немного не по себе.
— Неудивительно, — качает головой Коннор, — если учесть, что было вчера.
— Именно, — киваю я, отхлебнув кофе. — И мы… мы действительно будем жить вместе?
— Если ты по-прежнему не против.
— Конечно! Конечно, не против! — ослепительно улыбаюсь я.
И это чистая правда. Я — за. И чувствую себя так, словно за эту ночь повзрослела. Я съезжаюсь со своим бой-френдом. Наконец-то моя жизнь обрела смысл и потечет по верному руслу!
— Мне придется сказать об этом Эндрю, — объявляет Коннор, показывая на стенку, за которой живет его сосед по квартире.
— А мне нужно предупредить Лиззи и Джемайму.
— Теперь главное — найти подходящее местечко. И ты должна дать слово, что будешь драить его с утра до вечера, — поддразнивает он с лукавой улыбкой.
Я немедленно изображаю возмущение:
— Вот это мне нравится! Можно подумать, это у меня пятьдесят миллионов компакт-дисков!
— Это совсем другое!
— Интересно почему?
Я картинно подбочениваюсь, как комедийная актриса, и Коннор смеется.
Затем воцаряется тишина, словно мы оба выдохлись и теперь мирно пьем кофе.
— Так или иначе, — говорит наконец Коннор, — а мне пора.
В этот уик-энд Коннор идет на компьютерные курсы.
— Прости, что не смогу приехать к твоим родителям, — добавляет он.
И ему действительно жаль. То есть, в довершение ко всему прочему, ему действительно нравится бывать у моих родителей.
— Ничего страшного, — великодушно заявляю я. — Это не важно.
— Кстати, совсем забыл! — Коннор таинственно улыбается. — Угадай, куда я раздобыл билеты?
— О-о-о! — взволнованно восклицаю я. — Э… — Так и хочется спросить: «В Париж?»
— На джазовый фестиваль! — Коннор сияет. — Квартет Деннисона! Это их последний концерт в этом году. Помнишь, мы слышали их у Ронни Скотта?
Я на какое-то мгновение теряю дар речи. Который, впрочем, удается найти достаточно быстро.
— Вот это да! — бормочу я. — Квартет… Деннисона! Конечно, помню.
Эти ребята играют на кларнетах. Громко, упорно, нудно, почти два часа, причем не переводя дыхания.
— Я знал, что ты обрадуешься.
Коннор нежно касается моей руки, и я отвечаю вымученной улыбкой:
— Еше бы!
Дело в том, что я, вероятнее всего, когда-нибудь полюблю джаз. В один прекрасный день. Более того, я почти уверена, что так и будет.
Я любящим взглядом слежу за тем, как Коннор одевается, чистит зубы ниткой и берет портфель.
— Ты надела мой подарок, — замечает он с довольной улыбкой, глядя на разбросанное по полу белье.
— Я… я часто их ношу, — заверяю его я, скрестив пальцы за спиной. — Такие роскошные.
— Желаю хорошо провести время с семьей. — Коннор подходит к постели, целует меня и как-то странно мнется. — Эмма?
— Да?
Он садится на кровать и как-то уж очень серьезно смотрит на меня. Боже, какие у него голубые глаза.
— Я хотел кое-что сказать. — Он кусает губы. — Ты ведь знаешь, мы всегда были откровенны друг с другом во всем, что касалось наших отношений.
— Э… да, — подтверждаю я, начиная беспокоиться.
— Это всего лишь идея. Тебе она может не понравиться. Словом, я хочу сказать, все зависит от тебя.
Я в полном недоумении смотрю на Коннора. Его лицо заливает краска. И вид у него ужасно смущенный.
О Господи! Что, если он заделался извращенцем? Потребует, чтобы я напяливала разные кожаные прибамбасы и размахивала плеткой?
Впрочем, я не возражаю на время стать няней. Или медсестрой. Или Женщиной-Кошкой из «бэтмена». Отпад. А если прикупить лакированные сапоги…
— Я тут подумывал… может… мы могли бы… — запинается Коннор.
— И?.. — Я ободряюще кладу ему руку на плечо.
— Мы могли бы… — беспомощно повторяет он и снова замолкает.
— Что?
Следует долгая пауза. Я едва дышу. Чего он добивается? И что имеет в виду?
— Мы могли бы начать обращаться друг к другу «дорогой» и «дорогая»! — смущенно выпаливает он.
— Что? — никак не понимаю я.
— Дело в том… — Коннор багровеет совсем уже угрожающе. — Мы собираемся жить вместе. Что ни говори, а это уже шаг! И я недавно заметил… что мы… мы никогда не говорим друг другу нежных… слов.
Я во все глаза смотрю на него, чувствуя, что попалась.
— Разве?
— Точно.
— Вот как…
Я залпом глотаю кофе. Вообще-то он прав. В самом деле не говорим. Но почему?
— Как по-твоему? Но только если ты сама этого хочешь.
— Ну разумеется, — поспешно киваю я. — То есть ты совершенно прав. Конечно, хочу. — Я откашливаюсь. — Дорогой!
— Спасибо, дорогая, — шепчет он с любящей улыбкой, и я улыбаюсь в ответ, пытаясь не замечать хор протестующих голосов в собственной голове.
До чего же фальшиво звучит!
Я не ощущаю себя «дорогой».
«Дорогая» — это замужняя дама, вся в жемчугах и с полноприводным автомобилем.
— Эмма? — Коннор вопросительно смотрит на меня. — Что-то не так?
— Еще не уверена, — признаюсь я со смущенным смешком. — Просто «дорогая» — это как-то не для меня. Но знаешь, вполне возможно, я со временем привыкну.
— Но мы можем выбрать что-то еще. Как насчет «милая»?
Милая? Он это серьезно?
— Нет, — быстро говорю я. — «Дорогая» — лучше.
— Или «солнышко», «лапочка», «ангел»…
— Может быть. Послушай, давай пока просто забудем об этом.
Лицо Коннора вытягивается, и мне становится стыдно. «Брось, Эмма, ты вполне можешь обращаться к своему бойфренду „дорогой“. В конце концов, ничего в этом особенного нет. Надо лишь привыкнуть».
— Прости. Коннор, — извиняюсь я. — Не знаю, что на меня нашло. Наверное, еще не пришла в себя после полета. — Я беру его руку и сжимаю. — Дорогой.
— Все в порядке, дорогая, — улыбается он, вновь обретая обычное хорошее расположение духа, и целует меня. — До вечера.
Вот видите? Это так легко.
О Боже…
Ладно, у всех парочек бывают моменты неловкости. Совершенно обычное явление… наверное.
Около получаса уходит на то, чтобы добраться из квартиры Коннора в Мейда-Вейл до Айлингтона, где живу я. Открываю дверь и вижу на диване Лиззи. Физиономия у нее сосредоточенная, вокруг валяются бумаги. Она так много трудится, моя Лиззи. Иногда даже слишком.
— Над чем ты работаешь? — сочувственно осведомляюсь я. — Замышляешь очередное мошенничество?
— Нет, читаю статью, — рассеянно отвечает Лиззи, показывая глянцевый журнал. — Здесь говорится, что со времен Клеопатры критерии красоты остались неизменными и есть способ проверить, насколько ты красива. Делаешь кое-какие измерения…
— Правда? — оживляюсь я. — И что там у тебя?
— Еще не закончила. — Она снова хмурится, вглядываясь в страницу.
— Значит, пятьдесят три… минус двадцать… получится… Господи боже, какой кошмар! Всего тридцать три!