– Кристина устроила истерику. Она не хотела ребенка. Называла его выродком. Собиралась сделать аборт. Но я уговорила оставить малыша. Его отец был дьяволом, но сам ребенок ни в чем не виноват.
– Где он теперь?
– После родов Кристина написала отказ. Мальчика отдали в приют в Луборге. Больше о его судьбе я ничего не знаю. – Губы женщины дрогнули, в глазах заблестели слезы. – Кристина так и не смогла себе простить, что подарила жизнь отродью дьявола.
* * *
Кристине почти удалось разрезать ножом толстую веревку, связывавшую запястья за спиной, когда люк наверху распахнулся. В подвал упала лестница, по которой спустился мужчина. От света, лившегося из отверстия в потолке, Кристина на мгновение ослепла. Она часто моргала, пытаясь рассмотреть похитителя.
Он подошел к ней ближе и, схватив рукой за подбородок, приподнял ее голову. Губ коснулось горлышко пластиковой бутылки, и в глотку тугой струей полился поток зловонной горькой жижи.
Кристина фыркала и отплевывалась, отворачивала голову, но похититель крепко держал ее за подбородок.
– Пей, сука, – приказал он, вливая зелье в горло.
Захлебываясь, Кристина проглатывала мерзкое пойло. Она знала, что будет дальше: пройдет несколько минут, и вязкий дурман опутает ее разум, превратив в безвольную куклу из мяса, костей и кожи.
Похититель отбросил бутылку и отошел в сторону, давая возможность рассмотреть себя в желтом свете, падавшем с потолка. Кристина обомлела: она ожидала увидеть перед собой Чародея – постаревшего, но по-прежнему узнаваемого. Она хорошо помнила его коренастую фигуру и лысоватую голову с грубой физиономией.
Но перед ней стоял молодой человек лет двадцати. Он немного напоминал Чародея: лицо, словно выструганное из дерева, казалось чуть мягче, и ростом он был повыше. Неизменными остались глаза: злые, острые, угольные.
– Узнала? – ощерился парень.
Чудовищная догадка поразила Кристину, будто в голове оглушительно взорвалась бомба: перед ней стоял ее сын.
Сын Чародея.
– Я много лет ждал этого момента, – с ухмылкой произнес выродок, жадно рассматривая мать. – Хотел увидеть твое милое личико, когда ты поймешь, кого родила.
Он подошел ближе и присел, вперившись в нее пристальным взглядом. Кристина содрогнулась, когда провалилась в бездонную пустоту его черных глаз.
– Ты все так же красива, – прошептал сын. – Мне потребовалось время, чтобы найти тебя в городе. Я выслеживал тебя. Наблюдал за тобой. И вот мы встретились снова, потому что ты всегда была в моих мыслях.
Он провел пальцем по ее щеке, и Кристина тихо заскулила. Ее била дрожь, внутренности сжимались в спазмах, ладони тряслись, вот-вот готовые выронить нож. Кристина сжала зубы – так, что скрипнуло в ушах, и глубоко вздохнула. Нужно взять себя в руки. Она больше не та напуганная школьница, жизнь которой искалечил Чародей.
Она смелая. Стойкая. И у нее есть план.
– Прости меня, – промямлила Кристина, заливаясь слезами. Она никогда не умела играть, но сейчас старалась изо всех сил, чтобы разжалобить ненавистного выродка. – Прости, что оставила тебя. Я каждый день вспоминала о тебе. Проклинала себя за то, что бросила тебя.
На мгновение ей показалось, что глаза сына посветлели, и за ними проскользнуло удивление вперемешку с растерянностью, но уже в следующий миг взор его потемнел. Презрительно фыркнув, выродок резко выпрямился.
– Не ври, сука! – процедил он. – Ты наверняка молила Бога о том, чтобы твой сын сдох. Но сдохнешь сегодня ты! Я вернулся, чтобы завершить обряд!
Он ударил ее ногой под дых. Кристина, вскрикнув от боли, скрючилась на земле. Выродок развернулся и, вскарабкавшись по лестнице, выбрался из подвала. Лестница поднялась, крышка люка опустилась, и тьма поглотила пространство.
Кристина застонала. Зелье впитывалось в желудке, проникало в кровь, замедляя ход мыслей и обессиливая мышцы. Нужно торопиться. Она шумно выдохнула: спектакль удался. Кристина ходила по краю, но выродок – она не могла назвать его сыном – поверил ее истерике и не заметил нож, спрятанный за спиной. Кристина перехватила его поудобнее и, не обращая внимание на лезвие, задевавшее кожу, разрезала веревки.
Руки были свободны. Не теряя минуты, Кристина засунула в рот два пальца и, надавив на корень языка, вырвала зловонную жижу.
* * *
Рабочий день подходил к концу, когда Рубикон заявился в кабинет директора приюта в Луборге. Грузная женщина в старомодном костюме внимательно его выслушала и, устало потерев переносицу, ответила:
– Да, я его помню. У мальчика даже не было имени, когда он к нам поступил. Мы назвали его Арсеном.