Мурат сжимает кулаки и выглядит таким сердитым, словно я его оскорбила.
— Ты опять за свое?
— За свое? Мы говорим о том, что есть. А есть мы, — указываю на него, затем на себя, — которые на разных полюсах. Неужели так сложно быть откровенным и честным? Не теряя уважения ко мне, просто поставить точку. Или пока не пойман – не вор? Это твой принцип?
Он смеется, запрокинув голову, и отшатывается в сторону стола, где лежат мои журналы. Психуя, закрывает один из них и, подняв, бросает на столешницу.
— Рита, ты так хочешь навесить на меня другую женщину, потому что это для тебя удобно?
— Господи, как ты умело все выкручиваешь. Почему это я вдруг стала раздражающим элементом? Почему я стала виноватой, но при этом ты… — у меня не хватает слов, воздуха и силы совладать с эмоциями. – При этом ты даешь понять, насколько незначительны мы с Мироном в твоей жизни именно своими действиями. Неужели ты… неужели не видишь того, что ты теряешь? Когда ты растерял себя и превратился в этого мужчину? – показываю на него и окидываю взглядом. – Я тебя с трудом узнаю. Но что еще хуже, я и сама меняюсь, будто пытаюсь быть похожей на тебя. В отместку становлюсь хуже.
Опускаю голову и отхожу подальше.
— Даже то, как ты выкручиваешься каждый раз, ужасно злит. А ты делаешь это намеренно. Манипулируешь тем, что я не в курсе твоих измен, другой женщины. Но знаешь, что, если я узнаю, увижу, не дай бог, это будет конец всему. Слышишь меня? – сталкиваюсь с ним взглядом и всю свою ярость направляю к нему, пусть видит и знает. – Никаких разговоров больше не будет. Не будет ничего, как и нашей семьи.
— Черт возьми, Рита, — кричит он, срываясь окончательно, а я вздрагиваю. – Твою ж… Хватит уже. Хватит. Все. Я не стану тебе изменять. Не хочу другую, понимаешь? Я тебя люблю. Неужели так сложно это понять? Так сложно верить мне?
Задыхаюсь от возмущения и пру на него, словно локомотив. Потому что моему возмущению нет предела.
Толкаю его в грудь, и он отшатывается.
— Верить? Тебе? – снова толкаю, пока он не опускается снова на столешницу. – Как мне это делать прикажешь? Как? Если я не вижу своего мужа. Не знаю, где он и с кем.
— Работаю, — обхватывает мои запястья и притягивает к себе, но ничего не успевает сделать, а пытался он обнять, но к нам, шлепая босыми ногами, выходит сын.
— Доброе утро, мама. Доброе утро, папа, — смешно зевает, а Мурат в это время разворачивает меня к себе спиной и специально обнимает, зная, что я не стану устраивать сцен при Мироне.
— Привет, сынок. Выспался?
— Угу. Есть хочу.
— Уже все готово. И как только твой отец меня отпустит, мы поедим, — успеваю увернуться от его поцелуя в щеку, вывернувшись из его объятий. — Не смей больше так делать, и мы не закончили, — шиплю ему, грозя пальцем, и ухожу к сыну.
Он улыбается так, будто все уже решено. Но перед глазами те самые часы, о которых я не стала говорить ему. Посмотрим, для кого они куплены. Цену им я знаю, потому что это популярный бренд фирменных и зарекомендованных изделий.
Накрыв на стол, я разговариваю с сыном, пока Мурат отошел ответить на звонок. Затем, когда мы все уже почти доели, Мирон спрашивает, можно ли ему пойти на улицу.
— Нет, родной. У твоего дедушки Диньяра сегодня день рождения, и мы поедем к ним с бабулей в гости до вечера воскресенья.
— Ура, — он стучит по столу ладошками улыбаясь.
О да, он их любит так же сильно, как и моих родителей.
— Можно собираться?
— Конечно. Бери по минимуму. Но нам нужно выехать как можно скорее, — поворачиваю голову к мужу и говорю так, чтобы он знал, к кому я обращаюсь. — Потому что мы не купили подарок для твоего дедушки.
Мурат сжимает ложку и делает вид, что в его тарелке что-то более важное и интересное. Однако я знаю, что он в курсе своего поступка. Но он не ребенок, чтобы его отчитывать, а я быть грубой по отношению к свекру не хочу.
Сын убегает наверх, быстро доев свой завтрак. Я, не особо спеша мою посуду, пока муж не встает и не уходит на улицу, сказав, что ему нужно проверить масло в двигателе, прежде чем мы выедем.