Непритязательная мама категорически отказалась от любых переездов, и все время провела в шестиместной палате, деля все горести со своими подругами по несчастью.
Лишь потом отец увез ее на реабилитацию в Ворзель, где она проводила очень много времени в течение двух лет.
Поэтому, не дождавшись полного выздоровления мамы, я оставив ее под присмотром отца и брата, отправился по проторенной дорожке в Приморск.
Болезнь мамы настолько выбила нас всех из колеи, что ни о каких сексуальных проблемах не могло быть и речи, поэтому я так ни разу и не встретился в Киеве с моей «поэтической» подругой Галей.
Возвратившись в Приморск, я первую неделю занимался переездом на новую квартиру, хотя моя бывшая хозяйка, Вера Петровна, сменила гнев на милость и начала уговаривать меня не съезжать с насиженного места, на что я только помахал ей ручкой.
Тогда она, обозлившись, начала рассказывать своим клиентам историю, как я хотел ее изнасиловать, что и явилось причиной того, что она меня выгнала.
Видимо, она сама постепенно начала верить в придуманную историю, потому что ей этого показалось мало, и она развила ее до целого романа, уверив слушателей, что начало моих отношений с пожилыми женщинами положила Ирина Петровна, которой удалось совратить меня в несовершеннолетнем возрасте!
Я, конечно, по этому поводу, мог только соли на хвост насыпать свихнувшейся старушке.
Даже трудно себе представить, как бы я нелепо выглядел, если бы учинил ей скандал по поводу ее безумных рассказов!
Но жизнь всегда шельму метит!
Не удалось уйти от жестокой расплаты и Вере Петровне.
Досужие вымыслы сексуально озабоченной шизофренички стали известны Яге, которая не стала выжидать, а схватила выбивалку для чистки ковров и при всем честном народе во дворе смертным боем поколотила больную на голову «сказочницу».
Эту потрясающую картину имела удовольствие наблюдать Эмма, которая тут же помчалась к Люде и красочно изложила ей историю, как, из-за меня одна старушка отшлепала другую в присутствии массы народа.
Люда, которую я не видел с лета, примчалась в институт и дождалась меня, бредущего домой с Петькой после занятий.
Она, под гомерический хохот брата, красочно рассказала «веселую» историю, после чего я и познакомил их.
В этот вечер закончился мой обет воздержания, так как в полной темноте мы забрались с Людой на опустевшую эстраду в парке, где я «расправился» с подругой, почти как садист из фильма ужасов, даже позабыв поберечься от различных неожиданностей.
В чувство меня привели аплодисменты, раздавшиеся с нескольких скамеек.
Я понял, что темнота, казавшаяся нам абсолютной, - обман зрения:
Мы с Людой находились напротив освещенного тускло горящими фонарями парка, и под определенным углом были видны людям, сидящим на скамейках, как на ладони.
Мне не пришло в голову ничего лучше, чем расшаркаться перед ними в поклоне, подхватить Люду в охапку и исчезнуть с глаз.
В течение сентября мы с ней в компании Эммы и ее подруг, неоднократно выезжали в субботние и воскресные дни на море отдыхать.
Обычно наш путь лежал до станции, которая называлась Морская.
Багаж, которые мы тащили с собой, состоял из различных консервов, алкогольных и иных напитков, спальных мешков, палаток и кухонной утвари.
Причем, не удивляйтесь, что на одного меня приходилось до пяти девиц, одна другой эффектнее.
Это Эмма приглашала их с собой, чтобы ублажить своим музыкантам из Ростова, которые приезжали по ее приглашению на пикник, таща с собой немереное количество горячительных напитков, так как Эмма давала им гарантию в отличном проведении времени на природе.
Мой отдых не отличался многообразием.
Каждый раз, пригубив вечером немного вина, мы с Людой отправлялись в свою палатку и не участвовали в диких оргиях, которые творились снаружи, хотя, признаюсь, там, поверьте, было на кого бросить взгляд!
Люда интересовала меня все меньше.
Мое отношение к ней менялось в сторону охлаждения по мере того, как она все больше предъявляла претензий на меня.
Либо надо было прекратить ездить на море, либо разрубить затягивающийся на моей шее узел.
Неожиданно, у меня включился животный инстинкт, который как бы предупреждал о надвигающейся, пока еще неясной, но явной опасности.
Наконец, в одну из поездок Эмма взяла с собой свою близкую подругу Иру, которая, незадолго до этого, развелась со своим мужем.
Это была, не достигшая тридцати лет, шикарная блондинка с неожиданно хищным выражением лица.