У Годуну стало тревожно за Чэнь Юнмина. Так самозабвенно работать, себя не помня, а потом вдруг погореть из-за какого-то пустяка, не обидно ли? Чэнь всю душу вложил в работу, у него было много качеств, за которые У Годун глубоко уважал его. Ведь нельзя же перечеркивать все достоинства человека только из-за того, что тебе не нравятся некоторые его поступки.
— А что в цехе?
— Да так, ничего особенного. Разве что Вэй и Цинь на фрезерном разделились. Им разрешили самим подбирать себе сменщиков, вот они и составили смену по-новому.
— Почему? Они же примерно равны по квалификации. Отчего им не работать на одном станке? — То, что рабочим позволяют своевольничать, опять вывело У Годуна из равновесия.
— У них давно дело не ладилось. Вэй говорил, что Цинь плохо работает, а тот Вэя винил. И работа шла через пень колоду. Сейчас сами нашли себе напарников, успокоились и работают превосходно.
Новый начальник цеха заметил, что У Годун опять недоволен. Интересно, бывает ли он доволен чем-нибудь вообще? Ян Сяодуну его даже жалко стало. Ничего удивительного, что у таких людей печень заболевает: ведь дни настали — живи да радуйся, а они все терзаются, бедолаги, все им не по душе. Ну что сами терзаются — полбеды, они ж и других терзают, тоску наводят. Как им тяжко, наверное. Несомненно, такие мысли Ян Сяодуна взросли на почве, удобренной «анархистскими» рассуждениями Чэнь Юнмина.
Зонтоправ соскочил с кровати.
— Вот в том-то и дело! — воскликнул он. — Есть начальники, которые не справляются на одном предприятии, а их спихивают на другое. Но где гарантия, что там они справятся? Дерево пересадишь — и то оно часто засыхает, а человек? Нет, уж ежели ты начальник, не сетуй на подчиненных, что не слушают указаний, а подумай-ка, почему ты не можешь пробудить их энергию. Ведь это наука, живая наука, переменам счету нет, почище калейдоскопа. Мы, китайцы, в материальном отношении непривередливы. Не хватает чего — ну и бог с ним. Примерно как в магазине костюм берешь: нет нужного размера, чуть тесноват или слишком свободен — ладно, сойдет и так. А вот мысли, души людей — с этим шутить не надо. Самое дорогое для человека — его душа. Она — мать надежды, веры, идеалов, морали… ну, в общем, всего хорошего. И в нее, в нашу душу, плевать нельзя. Не бывает так, чтоб родился кто-то — и сразу озлобился, очерствел. Только несправедливость оставляет на душах шрамы. Я считаю, что в бережном отношении к душам суть хорошего руководства…
А ему-то какое дело? Мясника речь зонтоправа тоже не тронула.
— А-а, вот станешь начальником цеха — посмотришь.
— Почему ты считаешь, что я не справлюсь? — спросил зонтоправ со всей искренностью.
У Годун, бросив на него мрачный взгляд, подумал: «А и верно, когда-нибудь они сменят нас. И не спросят, хотим ли мы, старшее поколение, сдавать им вахту. Кто тогда сможет спасти их?» Эта новая мода на «свободные объединения» распространяется, как зараза, уже и на их завод перекинулась. Если каждый из миллиарда китайцев будет делать, что пожелает, идти, куда вздумает, так к чему ж мы тогда придем? Но, сердись не сердись, а в цеху сейчас Ян Сяодун хозяин. Когда он, У Годун, вернется, его, может, уже не поставят начальником, а поставят — надо будет все переделать на прежний лад. С трудом сдержав себя, он сказал лишь:
— Раз считаешь это правильным, пусть так и будет. А ты не подумал, что все захотят в Америку переехать, там «свободно объединяться». Тогда что?
— Ну зачем вы так мрачно смотрите? Если каждый здесь будет жить, как душе угодно, кто в Америку побежит?
Зонтоправ хохотнул:
— Ваша воля — вы бы всех в железный сейф засадили.
Старичок делопроизводитель промолвил тоном немало повидавшего на своем веку человека:
— Эх, юноша, горя ты не хлебал. А то знал бы, что в сейфе не так уж плохо.
В голове У Годуна как будто жужжал рой пчел. После ухода гостя он пообедал и сразу же провалился в сон. Тут ему и приснилась та несуразица. А все из-за Ян Сяодуна. Для чего он приходил? Единственно чтоб позлить его.
Юй Ливэнь положила трубку, и ее охватили сомнения: правильно она поступила или только добавила Лю Юйин хлопот? Во время утреннего обхода У Годун пожаловался ей на отсутствие аппетита, и ее тут же что-то подтолкнуло позвонить Юйин, чтобы та принесла мужу что-нибудь вкусненькое.
— Я спросила, чего бы ему хотелось, но он не сказал, — добавила врач. — Я бы и сама что-нибудь приготовила, но подумала, что лучше уж сделать все вашими руками — это для него имеет большое значение.