У Годун сам не мог сказать, с каких пор буквально все вокруг начало вызывать у него недовольство. В его сердце как будто пробрались маленькие, невидимые червячки и ползали там, копошились… Его все время мучило чувство, что жизнь идет ненормально, что небо вот-вот упадет на землю. Ох, как тревожно было у него на душе!
Чэнь Юнмин с интересом вертел в руках принесенную Лю Юйин банку с соленьями, словно пытаясь выяснить, из чего именно составлено это чудо. Оно занимало его не меньше, чем новый автомобиль. Чэнь во всем находил интерес, всему отдавался полностью, поэтому, должно быть, и выглядел старше, чем был на самом деле. И лицо его, видимо, потому казалось таким привлекательным, что в нем отражалось несовместимое: детская непосредственность и упрямство, мудрость опыта.
Речь его все больные в палате слушали затаив дыхание. И парнишка из мастерской по ремонту зонтиков, и старик конторщик, и мясник, и преподаватель. Возможно, они еще не совсем хорошо уяснили себе суть решений пленума, но каждого, кто сохранил хоть чуточку интереса к жизни, эти простые слова не могли не зачаровать. За последние годы было немало различных сообщений, отчетов и постановлений, но как увязать эти магистральные линии и программы с конкретной жизнью, представляли далеко не все. А сейчас, слушая Чэнь Юнмина, люди почувствовали: да ведь это же та великая правда, которую ждал, о которой мечтал народ! Паренек убрал авторучку, подпер рукой подбородок, и в глазах его затеплился свет. Вот в чем дело-то! Почему же на собраниях эти мысли казались такими сухими и скучными? Даже у старика конторщика взамен неизменной фальшиво-льстивой улыбки губы приоткрылись в искреннем потрясении. Преподаватель сказал:
— Эге! Ваш замминистра в двух словах изложил всю суть пленума. Голова!
Мясник выразил восхищение на свой особый манер. Повернувшись к жене Чэнь Юнмина, он воскликнул:
— Доктор Юй! Мясо будете покупать — обращайтесь ко мне! Если вам нужны ножки, окорок, печень, филе, вырезка — скажите только!..
Юй Ливэнь, прикрыв рот рукой, засмеялась. Чэнь Юнмин тоже прыснул вслед за ней, но посмотрел на часы и в испуге сказал:
— О, девятый час! Ты, небось, голодна?!
Ливэнь, не ответив, лишь слегка повела бровями, показывая, что здесь не место упоминать об этом.
Действительно, Лю Юйин сейчас же засуетилась.
— Ох, как же вы! И без ужина!..
Она открыла тумбочку У Годуна, собираясь взять что-нибудь из еды, но там было пусто, хоть шаром покати!
Преподаватель достал у себя из тумбочки коробку.
— Вот печенье, возьмите, перекусите.
Чэнь Юнмин, ничуть не смущаясь, решил съесть пару штук. Потянувшись рукой к коробке, спросил жену:
— Ну так как, а? Отведаем?
Юй Ливэнь удержала его.
— У тебя еще есть дела к У Годуну? Если нет, так идем домой. Дети, верно, заждались уж. Они знают, что я сегодня не дежурю.
Директор наконец вспомнил, что у него есть дети.
— Нет, никаких дел нет. Я только проведать его пришел. — Он повернулся к Годуну: — У тебя ко мне ничего нет?
— Нет-нет, ничего, — ответил тот быстро. — Не ходите ко мне так часто, у вас же работы много.
Он встал, собираясь проводить директора. Другие больные тоже поднялись, словно Чэнь Юнмин был их общим гостем. У двери молодой зонтоправ, не в силах сдержать своих чувств, спросил:
— Не могли бы вы приходить почаще?
Чэнь Юнмин щелкнул языком:
— Ох, вряд ли. Надо бы чаще, но утром открою глаза — и не знаю, в какое дело опять ввяжусь. А ввяжешься — не развяжешься. Ну ладно, не провожайте дальше, хватит. До свидания! До свидания!