— Егорушка, так же тебя, кажется? — ласково сказала судмедэксперт. — Ну ты ж не дурачок вроде, вон какой видный и красивый, должен же понимать, что сейчас ей вопросы не нужно задавать. Дай ей хоть с пола встать, а то ты такой прыткий, как я погляжу.
Железная дверь снова приоткрылась, в неё сутуло протиснулся санитар, протащил за собой каталку и, развернувшись со странно обречённым видом, спросил:
— Где покойник?
— Покойник отменяется, — деловито сказала Надежда. — Мужики, пока мы врачей ждём, она ещё воспаление лёгких схватит. Давайте её на тележку, и сами отвезём в терапию, тем более сегодня моя сестра там дежурит. В больницу поедем, — чуть повысив и так громкий голос, сказал она равнодушному санитару.
— Да мне пофиг куда, — пожал тот костлявыми плечами.
Благополучно погрузив девушку на каталку, Егор отдал несколько распоряжений участковому и подошёл к надевающей пальто Надежде:
— Спасибо вам. Извините, если нахамил.
— Ты, красивый, если что, заглядывай, — шепнула она низким грудным голосом в ответ, и вдруг ущипнула опешившего Малинина за то место, которое один его знакомый называл «то, где спина заканчивает своё благородное название». — Я тебе телефончик в карман положила, если твоя наскучит, — игриво прикусив край перчатки, сказала она и пошла вслед за санитаром.
— Хорошо, что девушка жива? — вопросительным тоном, заглядывая в глаза Малинину, сказал участковый.
— А вы сомневаетесь? — уставившись на него немигающим взглядом, спросил Егор.
— Да ну нет, — засмущался Антон Павлович. — Криминалиста отменять?
— А мы не будем расследовать, если трупа нет? — не меняя тон, спросил Малинин.
— А, будем. Конечно, будем. Тогда я перекрываю здесь всё?
— Давайте, — вздохнул Егор. — Пойдём, Соня.
— Ой, как хорошо, что супруга ваша приехала, вы прям аж посветлели, — заулыбался участковый, но тут же осёкся под прицельным взглядом Егора.
— Доброй ночи, — процедил Егор и, открыв дверь, пропустил Софью вперёд.
Оказавшись в тесном пространстве машины, Малинин выдохнул, быстро притянул к себе Софью и долго не отпускал её, целуя губы, щёки, лоб, глаза. Соня, не ожидавшая такого напора, даже не шевелилась, она просто дождалась, пока Егор её отпустит, и тихо спросила:
— Что с тобой?
— Испугался за тебя, — коротко ответил он. — Соня, я хочу рапорт подать и уехать вместе с тобой отсюда.
Он сказал это неожиданно даже для самого себя. Перед внутренним взором Егора вдруг чётко всплыл разговор с отцом Айнаны, и он почувствовал, что добром всё не закончится. Он кричал сам себе изнутри, что отсюда нужно бежать без оглядки, иначе ледяные челюсти Тыкулкаса перекусят их с Соней жизнь, и они навсегда застрянут в этом холодном безвременье.
Глава 3
Тыкулкас, застывший в узорах сплетённого ночью морозного инея, потихоньку просыпался, из труб частных домов начинал выползать дым, холодное облако утреннего тумана упало на реку и быстро испарилось, а посыпавшийся из прохудившегося неба дождь, стал превращаться в мелкий снег. Софья открыла глаза, покосилась на пляшущий в камине-буржуйке огонь и, выпростав из-под одеяла руки, потянулась. Она даже не помнила, когда ей было так хорошо, ей казалось, что она сейчас лакомится своим кусочком счастья, а внутри неё приютилось долгожданное спокойствие.
— Привет, — услышала она голос Егора и, повернувшись, увидела, как он заваривает кофе и берётся за сковородку. — Проснулась?
— Да, — улыбнулась Соня, — я давно так не высыпалась, как здесь. Прекрати мучить посуду и иди сюда.
— Не могу, — покачал головой Малинин, — хотя очень хочу. Мне через полчаса нужно быть у себя, а потом в больницу поеду: первая потерпевшая в себя пришла, нужно её опросить.
— Да, ну ладно, — наигранно улыбнувшись, Софья вылезла из-под одеяла и, подхватив полотенце, лежавшее на тумбочке, прошествовала в душ.
— Нет, это форменное издевательство, — Малинин брякнул сковороду на плиту и, стягивая через голову свитер, быстрым шагом пошёл вслед за Соней.
Синие язычки пламени молча лизали тёмное дно чугунной сковородки, масло, лежавшее в центре посудины, начало плавиться от жара, вздыматься пузырями, покрываться коричневой корочкой, чернеть и просто превращаться в горку пепла, чадившую горький дымом. Малинин выскочил на кухню, охнул, настежь раскрыл окна и стал махать полотенцем, выгоняя едкий запах под громкий хохот Софьи.
— Нет, она ещё и смеётся, — брюзжал он, оттирая дно сковороды под бьющей струёй воды. — Давай быстро кофе с бутербродами перехватим, на яичницу времени уже не остаётся.