— Ну так. Бодрит, — уклончиво сказал Егор.
— Дурак ты! Эту землю почувствовать надо. Тогда и она к тебе добром повернётся. Вот была я на юге, одни задницы голые, солнце в маковку шпарит. Море это, в котором этих голых жоп как сельдей, а здесь… — она обвела рукой пейзаж за окном. — Ну красота же. Света, где ты ходишь?! — неожиданно рявкнула она, когда на пороге появилась длинная, как недавно упомянутая селёдка, женщина с тонкими, скорбно сложенными губами и зализанными, давно не крашеными волосами.
— Милена Витальевна, что вы орёте? До первого этажа слышно, — привычно огрызнулась она. — Вот адрес. Чего сами записать не могли?
— Варежку прикрой, — устало сказала Милена. — Держи, Малинин.
— Подскажите, пожалуйста, а вы кадрами занимаетесь?
— Да я тут, похоже, всем занимаюсь, — бесцветным голосом сказала женщина.
— Ой, самая работящая, — всплеснула руками главный врач и поболтав в руке чайник, долила туда воды, — Она занимается. Чего хотел?
— Почему Хватиков так экстренно уволился?
Малинина несколько напрягла метаморфоза, произошедшая с женщинами, начавшими усилено переглядываться, но Милена Витальевна не выдержала затянувшейся паузы и, снизив тон, проговорила:
— Вот именно, экстренно, — она посмотрела на Малинина с таким видом, как будто они оба знали какую-то тайну. — Она же с ним успела нашурымуриться, а я, дура старая, всё прохлопала. А у него, — она вздохнула и задержала дыхание, — ты, Егор, только не губи нас, у него микоз, у заразы. А кто знал? Он же медкомиссию проходил… Видимо, где деньгами справки покупал, где писькой своей у таких вот неудовлетворённых дур выпрашивал. Я и думаю, образование у него имеется, и он такой расписной к нам из столицы, ну смешно.
— А она, это кто? — не выдержал Егор.
— Так замша моя, — развела руками Милена. — Тётка Лариски Новиковой, царствие ей, — широко перекрестилась главврач.
— Тётка?
— Ну, как тётка, — покривилась Светлана, — дальняя. Роза Анатольевна была женщиной не особо радушной, и пост, всё-таки, не последний занимала. Вот она и старалась к себе никого особо не приближать.
— А почему была? — посмотрев на обеих женщин, спросил Егор.
— Так умерла она третьего дня, — дёрнула головой Милена.
Малинин вывалился наружу, переполненный не только самой противоречивой информацией, но и чувством глубоко разочарования в себе самом. Вечная мерзлота и влюблённость выбили из Егора профессионала: раньше бы он перешерстил всю больницу от фундамента до чердака и уже бы знал биографию каждого сотрудника и пациента. А сейчас он просто передал опрос радивому, но абсолютно не квалифицированному сотруднику и упустил драгоценное время и информацию. Егор поднял глаза в небо, окунулся взглядом в серую тьму, почему-то считающуюся днём, и на секунду оторвался от реальности, чтобы прийти в себя.
— Егор Николаевич, я не понял, а там опера ходили? — протрубил рядом Береговой. — Я Мамыкина попросил приехать, там какое-то лобное место, которое, простите, никто не заметил.
Внутри Малинина нехорошо завозилось разочарование к самому себе, и теперь Егор точно знал, что будет себя грызть изнутри, пока не исправит всё, что натворило его бездействие. А так как время вспять не повернёшь, то этот груз теперь будет всегда с ним.
Береговой, пройдя по ярко освещённым давно нехоженым коридорам, поманил Малинина за собой. Они спустились по железным ступенькам, и Егор, остановившись на пороге, не решался идти дальше: теперь его косяк приобрёл гигантские размеры. Здесь в подвале стояло кресло, наподобие старинного, но это был явный новодел. Ручки кресла перевивали поникшие цветы, с четырёх сторон проступали пятна небольших костров, как в случае со второй жертвой, и рядом стоял столик с инструментами, где лежали пресловутые назальные щипцы, о которых недавно говорил Медикамент.
Глава 8
Рассвет растянулся по небу только к полудню, скупое солнце уронило несколько лучей на чуть подтаявший, но тут же перехваченный морозцем наст, и северный ветер поспешил тут же исправить свою оплошность: задул холодом и превратил поднятую вверх влагу в липкие хлопья летающего снега.
Малинин, пока ждал Софью возле дома, долго тёр щётками лобовое стекло и смотрел прямо перед собой, всё ещё пребывая в мрачном отчаянии от того, что он в один момент перестал быть профессионалом и теперь, действительно, следовало подать рапорт, но это было бы уже совсем по-детски.
— Как ты? Что-то случилось? — спросила Софья, присаживаясь рядом.