– Я здесь, чтобы сообщить вам о том, что дело о пропаже Габриэля Фокса, преподававшего в этой школе историю, было официально переквалифицировано в дело об убийстве.
Словами не передать, какой после этих слов поднялся шум. Казалось, что все одновременно начали кричать и плакать. Я пыталась разобрать хоть что-то из потока чужих голосов, но это все походило на бессвязные вопли. Запах страха смешался с всеобщей паникой. Как бы давка не началась…
– Пожалуйста, успокойтесь! – призвал их к порядку отец.
Хотелось бы мне сейчас не стоять у этой дурацкой коричневой стены в окружении галдящих школьников, а быть рядом с папой.
Он смог продолжить свою речь только через несколько минут.
– Полученные сегодня результаты экспертизы помогли нам установить личность погибшего, чьи останки были обнаружены прошлым вечером во время вечеринки в доме учащейся старшей школы Гост-Харбора.
Все знали, что он говорит обо мне. Но хуже всего то, что речь шла и о маме с папой. О нашем доме. Доме, который принадлежал тете Мэри. Мы крепко увязли в этой истории, и неизвестно, сможем ли когда-нибудь из нее выбраться.
– Мы приносим соболезнования семье мистера Фокса и всем, кто прямо сейчас переживает эту утрату, – добавил отец. – Прошу всех присутствующих содействовать следствию. Мы пригласим на допрос или повторной допрос тех, кто, по нашему мнению, может обладать необходимыми сведениями. Если у вас есть информация о произошедшем, прошу добровольно явиться в участок для дачи показаний.
– Да что мы можем знать? – воскликнула стоящая рядом со мной темноволосая чирлидерша.
Я хотела поспорить с ней, потому что любая, даже самая незначительная крупица способна раскрыть дело, но решила промолчать. Она, как и все остальные, слишком напугана, чтобы мыслить здраво.
– Пожалуйста, возвращайтесь к занятиям, – велел директор.
После короткого замешательства вся собравшаяся в зале толпа хлынула наружу. Удивительно, но больше никто не шумел. Все вели себя настолько тихо, что стало не по себе.
– Лидия! – позвал меня кто-то справа. – Лидия Мур!
Отыскав взглядом Итана, я попыталась протиснуться к нему, но меня как волной смыло вперед. Мы разыскали друг друга уже в школьном коридоре, когда большая часть учеников разошлись по классам.
– Чего тебе? – спросила я, подойдя к нему.
– Можешь убедить отца поговорить со мной?
– Он же тебя только вчера допрашивал.
– Когда я попытался передать ему слова мистера Фокса, он отказался меня слушать, – пожаловался Итан, будто я и впрямь могла посочувствовать ему из-за этого.
– И правильно сделал. Его бы отстранили от дела, запиши он в протокол показания призрака.
– Лидия, ты хоть понимаешь, как глупо отказываться от моей помощи? У полиции есть реальный шанс раскрыть это дело, а они не хотят слушать меня!
– Они раскроют это дело благодаря уликам и свидетелям, а не благодаря школьнику, возомнившему себя медиумом.
Я не хотела обижать его, но произошло убийство. Сейчас точно было не время для игр в эзотерику.
– Ты вынуждаешь меня переступить через собственные принципы, – удрученно признался Итан.
– Какие еще принципы? – нахмурилась я.
– Я не говорю о том, что узнал от усопшего, если родственник не желает этого слышать. Но тебе скажу.
Я ощутила, как по спине пробегает волна холодных мурашек, и поежилась.
– Ты о чем?
– Твоя тетя ненавидела сладкое, но никогда не отказывалась от твоих пирожных и тортов. А перед смертью она вспоминала яблочный пирог, который ты сделала на ее последний день рождения.
– Неправда, – тихо возразила я. – Мэри всегда с удовольствием ела сладкое.
– Она притворялась ради тебя.
Затуманенный взгляд Итана скользнул мне за плечо.
– Говорит, можешь спросить у мамы. Она подтвердит.
Медленно повернув голову, я убедилась, что там никого нет.
– Что за спектакль ты устроил? – зашипела я, схватив Итана за руку.
Воспользовавшись этим, он притянул меня к себе и, заглянув в глаза, сказал:
– Когда тебе исполнилось пятнадцать, она сказала, что всегда мечтала о такой дочери, как ты.
– Откуда ты…
Я вдруг оказалась на грани того, чтобы расплакаться и забиться в угол, где меня никто не найдет. Мэри призналась в этом, когда укладывала меня спать. Я никому об этом не говорила. В ее словах было нечто сокровенное, очень личное. Настолько, что мне показалось неправильным делиться этим даже с родителями.
– Она была счастлива, когда ты появилась на свет. Настолько, что потратила целую зарплату на одежду и игрушки. Твои родители не знали, куда класть все эти вещи.