Вот как вспоминает о тех днях ветеран завода Митрофан Михайлович Юрченко:
— Эвакуировался я из Сум вместе с мамой и сестренкой-школьницей. Брат служил в армии. Завод имени Фрунзе, на котором я работал технологом после окончания техникума, вместе с оборудованием и специалистами перебазировался в Челябинск. Первые два дня мы жили в палатках. Помню, как только выгрузились возле завода, нам сразу принесли хлеба и рыбы. А затем разместили по квартирам. Жили в бараках, по две семьи в комнате. Конечно, в тесноте, но все понимали, что в то тяжелое время большего для нас сделать было невозможно. Завод обеспечивал рабочих углем. Мы сажали и выращивали картофель. Для многих украинцев Урал стал родным, и они навсегда связали свою жизнь с этим суровым краем.
Прибывшим оборудованием оказалась забита вся территория, от переезда до завода вдоль железнодорожного полотна. Перетаскивали его вручную, на листах железа, с помощью канатов. Торопились, пока строители не заложили проемы в стенах и не начались большие морозы.
— Станок еще тащат в цех, — вспоминал главный диспетчер Я. М. Гуренко, — а на него дается план. Подчас над станком не было крыши, а его уже подключали. Вокруг росли сугробы, но люди не прекращали работу…
Особенно тяжело было женщинам. Многие из них подавали детали к станкам, протирали, перевозили. Тяжелые, с шероховатой поверхностью детали быстро рвали рукавицы, сшитые из лоскутов. Ладони кровоточили. Женщины бинтовали руки тряпками.
— Эту ноябрьскую ночь сорок первого года я буду помнить до конца своих дней, — рассказывал главный конструктор завода С. М. Тарасов. — Меня срочно вызвали к директору. Увидев меня еще в дверях, Сергей Алексеевич Полянцев попросил: «Надо что-то делать с участком мойки деталей, так дальше работать нельзя».
Я знал, что поступавшие с других заводов поковки и детали для предохранения от ржавчины осаливались, а у нас на участке мойки обезжиривались. Для этого использовались различные растворители: керосин, солярка, бензин, скипидар. Их всегда не хватало, из-за чего были большие простои.
Получив задание, немедленно отправился в цех. На участке мойки из-за отсутствия растворителя работницы занимались кто чем: одни что-то шили, чинили, другие смазывали ранки на руках, бинтовали пальцы друг другу. На руки некоторых работниц страшно было смотреть. Ладони и пальцы покрывали синевато-серые пятна. Во время протирки деталей заусеницы и крошки металлической стружки рвали кожу, а растворители разъедали раны.
Меня поразили не только руки работниц, но и их покорное молчание: ни жалоб, ни замечаний. Захотелось немедленно что-то сделать для них, как-то избавить от этих незаживающих ран. Мое тревожное состояние было вызвано еще и полученным днем письмом отца, в котором сообщалось, что где-то на подступах к Москве погиб мой брат.
С какой-то яростью я принялся счищать жир с горячих и холодных деталей разными способами. Шли минуты, часы, наступила вторая половина ночи, а просвета в поиске нет. В голове лишь наброски механизмов, которые еще нужно сделать и проверить. Во время короткого перерыва, вытирая руки обрывками бумаги, провел ими по поверхности теплой детали. Удивился, как чисто бумага сняла остатки жира. Но где взять столько бумаги?
В цех к автоматам носили опилки. Распорядился, чтобы высыпали немного на верстак, стал протирать горячую деталь. Результат обрадовал: жир снимался почти так же, как и бумагой. Детали, тщательно протертые опилками и обдутые сжатым воздухом, были чистыми. Для их промывки расход растворителя будет ничтожным, не потребуется окунать в него руки.
И как же я обрадовался, увидев, что работницы, наблюдая за мной, уже приняли новый способ очистки деталей от жира. Не дожидаясь указаний, кто в чем мог, несли к верстакам опилки и начинали протирать ими детали. Пришел мастер, повеселел. Пригласили начальника цеха И. С. Морашко. Он немедленно опробовал новый способ.
Позднее узнал: применение опилок позволило более чем вдвое ускорить работу, а с рук работниц исчезли кровоточащие раны. В цехе вместо едких паров — здоровый запах сосны, и простои из-за нехватки растворителя исчезли. Сократилось и число работниц на участке. И все-таки труд оставался тяжелым — особенно на протирке внутри головки снаряда и камеры. Часто заглядывал я на участок, видел, как работали Татьяна Никифорова, Вера Пугачева, Клавдия Бородина, Анна Федорова, Екатерина Федянина, Дарья Напольских. Они не щадили себя, хотели быть достойными воинов и, как признались много лет спустя, в тайне даже гордились, что израненные руки чем-то сближали их с бойцами на фронте…