От нечего делать, начинаю с искренним любопытством рассматривать курень Степана. Деревянные перила и крыльцо аккуратно выкрашены зеленой краской. Вдоль стен от крыльца идет веранда. Она не широкая, самое большее — два метра. Но удивительно уютная. Её пол заботливо натерт воском, перекладины перил покрашены в белый цвет. По малолетству, отец брал меня с собой на рыбалку в верховья Дона. Там, в немногих сохранившихся к этому времени казачьих станицах, я видел подобные курени. Только тогда они уже разваливались от старости. Сильно покосившиеся, с зияющими трещинами в стенах, со сгнившими крышами и разрушенными верандами они вызывали у меня тоскливое отвращение. Словно я попал в склеп и, раздвигая руками липкую паутину, пытаюсь выбраться к солнцу. Сейчас же я видел перед собой такой курень во всей красе. Он приветливо бликовал чисто вымытыми стеклами, радовал затейливыми наличниками на окнах и приятно пах свежей краской. Внезапно поймал себя на мысли, что хочу жить в таком доме. Сидеть по вечерам за столом на веранде, пить чай с пирожками. И чтобы улыбающаяся жена, подперев голову рукой, сидела рядом, а по двору с громкими криками бегали дети. Размечтавшись, блаженно прикрываю глаза, а когда вновь открываю, то вижу перед собой, довольные и счастливые лица немцев. По телу пробегает дрожь, в груди закипает ненависть. Ну, ничего. Вот вернется рыбоглазый, тогда и посмотрим, кому на веранде за столами сидеть и чаи гонять.
Возле ворот начинается какая-то суматоха, доносится хрустящий звук удара, слабый вскрик, а вдогонку несётся тяжелый русский мат. Двое немцев медленно поворачивают головы, а у сидящего напротив меня обер-фельдфебеля расширяются глаза. Твою мать! У ребят не выдержали нервы, и они начали раньше времени! Проклятье!
Делаю шаг назад, чтобы меня не было видно из окна и прижимаю приклад к плечу. Лающий звук выстрелов боевого «МП» упруго колотит в барабанные перепонки. В плечо и руки весьма чувствительно бьёт отдача. Стреляю в упор, ствол автомата плавно веду слева направо. Унтер-офицер со смешным именем Руди, вскидывает вверх руки и заваливается на бок. Следующий на очереди герр обер-фельдфебель с харизматичной немецкой фамилией Брадтмаер. Он падает грудью на столешницу. Одна из пуль разбивает кувшин, вино и кровь смешиваясь между собой, заливают белоснежную скатерть. Осколки посуды летят во все стороны. Вкусно пахнет порохом и свежими огурцами.
Винклер стоя на четвереньках, задыхаясь, хрипит. Удивительно, но он всё еще жив, несмотря, на три кровавые отметины от пуль на спине. Шестью последними патронами достреливаю гауптмана.
За воротами резко хлопает винтовочный выстрел, следом второй. Красноармейцы веером вбегают во двор, снова стреляют винтовки. Котляков низко пригнувшись, бежит прямо ко мне. За ним несутся еще трое. Торопов с Шипилиным прячутся за воротами, часто стреляют. А вот куда — хрен его знает! Окидываю взглядом веранду, одновременно перезаряжаю автомат. Пустой магазин глухо стукается об натертые воском доски пола. Немцы лежат на удивление красиво. Их живописные позы тонко намекают, что война для них окончательно закончилась. Славно фрицы пообедали. Ох, и славно. Жаль только чайку попить не успели.
Но для меня война продолжается, и что самое паршивое — продолжается она и для Хильтрауда. Вот же не повезло! Тьфу…
За куренем, длинными очередями стучит автомат. Пули рвут плетень, ошметки сухой лозы летят во все стороны. Проклятье! Чёртовы автослесари всё же оказались вооружены. Снова длинная очередь. В доме напротив сыпятся стёкла, громко кричит женщина. Наши перестали стрелять. Видимо, заняты тем, что прячут свои задницы по укромным местам. Оно и правильно. Интересно, где еще четверо красноармейцев? Глухо, до тошноты привычно, пыхает холостым патроном винтовка. Ага. Значит, кто-то из бойцов Котлякова подобрал «оружие» Торопова и ведёт огонь. По ступенькам вихрем проносится Павел, подбегает ко мне, рот широко раскрыт, дышит тяжело. В глазах вопрос: «Что дальше»? Показываю стволом на мертвого обер-фельдфебеля:
— Возьми пистолет. Он слева на поясе. Только шуруй по низу! А то отсюда достать могут, — направляю ствол автомата в окно. Котляков озорно сверкает глазами:
— Знаю, — Павел ужом ныряет под стол, проворно достаёт пистолет из кобуры, трясёт им перед собой. — А еще оружие есть?
— Нет. Дверь видишь? В доме двое немцев. Не дай им выйти отсюда.
Внизу, слева от крыльца сгрудились трое красноармейцев. По оттопыренным ушам узнаю среди них Тухватуллина. Кидаю им флягу, вторую следом бросаю Котлякову под ноги. Спрашиваю: