Ну, что же. Пора начинать. А то, долго так молча просидеть можно.
— Как вас по отчеству величать, уважаемый? — спрашиваю я и протягиваю хозяину раскрытый портсигар. — Угощайтесь.
Степан удивленно смотрит мне в лицо и отодвигает портсигар в сторону.
— Чужие не курю, — протяжно вздыхает он. — А отца моего Мироном звали.
— Как скажите, Степан Миронович, как скажите, — покладисто соглашаюсь я и наваливаюсь грудью на стол. — Раз курить не будете, то давайте сразу перейдем к делу.
Казак без страха смотрит на меня. Но вижу в его глазах какую-то тоскливую обреченность. Сначала не понимаю, откуда она взялась, а потом до меня доходит, что его жена и сын со связанными руками, сидят сейчас взаперти в собственном курене. Резко захлопываю портсигар и говорю спокойным тоном:
— Уходить нам надо. Причем быстро.
Степан Миронович вкидывает голову и безо всякой надежды произносит:
— Так и уходите. Никто вас не неволит. Шумни своим, да уходи.
— Я и уйду. А вот вы останетесь. А к утру придут немцы. Походят, посмотрят вокруг, — верчу портсигар в руках, периодически постукиваю им об столешницу. — Потом станичников на допросы потащат. Некоторым зубы повыбивают. Кого-то по злобе и прибьют.
Степан, затаив дыхание внимательно меня слушает. Мрачно посматривает по сторонам, но время от времени, едва заметно покачивает головой, явно соглашаясь с моими словами.
— Тебя вместе с семьёй немцы повесят на площади. Как пособников партизан. Потом пройдутся по станице, соберут по дворам человек пятьдесят. Баб, детей, стариков. Всех кто под руку попадется. И тоже расстреляют, — от чудовищной реальности описываемых событий у меня противно заныла голова. — А после этого пообедают, да и поедут дальше.
Казак, не мигая, долго смотрит мне в глаза. Потом упирает руки в колени и, хрипло сипит:
— Что же ты! Знал, наперед, чем дело закончится, а всё равно траву чужую быками потравил, — Степан Миронович протяжно вздыхает и говорит неожиданно жестким голосом. — Вижу, что не просто так разговор ты этот завел. Раз дело до смертоубийства довёл, то тогда знаешь и как его, порядком порешить.
Вроде и говорит Степан по-русски, все слова полностью понятны. Да вяжет он их в такие хитрые узлы, что мозги спекаются от усилий разобраться в его речи. Неожиданно понимаю, что первый раз в жизни слышу настоящий казацкий говор. Сейчас так уже никто не разговаривает. Ни в станицах, ни тем более в Ростове. Впрочем, это сейчас абсолютно не важно. Главное, что Степан спрашивает у меня, что будем делать дальше. Доверительно наклоняюсь к казаку и подробно объясняю план действий.
Степан Миронович Бакулин много повидал на своём веку. К своим пятидесяти годам научился разбираться в людях. Как говорится и сам не хотел, да жизнь заставила. Аккурат, в тринадцатом, исполнилось Степану двадцать один год. И пошел молодой казак под бабские причитания со станичного плаца на службу в 17-й Донской казачий Генерала Бакланова полк. Начало войны встретил в чине приказного. Колол австрийскую пехоту пиками, с лихим хэканьем, пластал надвое разодетых как павлины венгерских гусар.
За отчаянную храбрость получил Бакулин георгиевскую медаль. Дело шло ко второй, но с наградой пришлось повременить. Помешало ранение. Полгода казак провалялся на госпитальной койке, а когда вышел — сразу попал в стремительное наступление Брусиловского прорыва. За него повесили на гимнастерку Степана Георгиевский крест четвертой степени. Так бы и шло дело дальше, да случился непонятный Брестский мир. Полк погрузился в эшелоны и практически без остановок прибыл на Дон. Но недолго казак пробыл в родной станице. Чудовищная мясорубка гражданской войны закрутила Степана. Ушёл казак из своего куреня как старший урядник Донской Армии генерала Краснова, а вернулся — помощником командира эскадрона Первой Конной.
Степан Миронович Бакулин много повидал на своём веку. К своим пятидесяти годам крепко стоял на ногах и являлся самым уважаемым казаком в станице. Как говорится и сам не хотел, да жизнь заставила. Аккурат, в тринадцатом, исполнился Степану двадцать один год. И пошел молодой казак под бабские причитания со станичного плаца на службу в 17-й Донской казачий Генерала Бакланова полк. Начало войны встретил в чине приказного. Колол австрийскую пехоту пиками, с лихим хэканьем, пластал надвое разодетых как павлины венгерских гусар.