За отчаянную храбрость получил Бакулин георгиевскую медаль. Дело шло ко второй, но с наградой пришлось повременить. Помешало ранение. Полгода казак провалялся на госпитальной койке, а когда вышел — сразу попал в стремительное наступление Брусиловского прорыва. За него повесили на гимнастерку Степана Георгиевский крест четвертой степени. Так бы и шло дело дальше, да случился непонятный Брестский мир. Полк погрузился в эшелоны и практически без остановок прибыл на Дон. Но недолго казак пробыл в родной станице. Чудовищная мясорубка гражданской войны закрутила, завертела Степана в своей кровавой купели. Ушёл казак из своего куреня как старший урядник Донской Армии генерала Краснова, а вернулся — помощником командира эскадрона Первой Конной.
Вернулся, да не особо обрадовался. Обезлюдили станицы, побило на войнах казаков. На глазах порушился незыблемый уклад прежней жизни. Стиснул Степан зубы покрепче, закатал рукава и занялся восстановлением разрушенного хозяйства. Вскоре обженился, дети народились.
Только оправились станичники от военного лихолетья, зажили размеренной, степенной жизнь, как произошла коллективизация.
В общем, хлебнул лиха казак Бакулин на своём веку. На десять жизней другим хватило бы. Но не сломался Степан Миронович, не согнулся под жутким ветром перемен. Колхозное начальство его уважало, да и простые станичники часто, заходили к нему в курень посоветоваться по житейским вопросам. Уважительно называли по имени отчеству и слушали не перебивая.
До сегодняшнего дня Степан, вполне обоснованно считал, что никто его обвести вокруг пальца не может и что он видит любого человека насквозь. Когда после обеда, во двор зашел громадный, запыленный с ног до головы германец, и устало подошел к крыльцу, Степан сразу понял, что бугай туповат, как молодой телок, и к тому же до дрожи в коленках боится вышестоящего начальства. Хотя служака справный. Боевые ремни подогнаны точно по фигуре. Амуниция ладно приторочена к поясу. Да и с оружием обращается бережно, если не сказать с любовью. Бакулин невольно подумал, что с одного удара этого германца развалить до пояса не получится. Хотя если с левого плеча, наискось… И не забыть шашку перед рубкой заточить, старым дедовским способом. Вот тогда — да.
Полностью поглощенный делами и заботами, Степан Миронович больше не обращал на пришлого особого внимания. Хотя каждый раз, случайно встречая огромного фрица, казак удивлялся странному сочетанию немалой физической силы и неприкрытого лизоблюдства перед своими же офицерами. Впрочем, тем подобное поведение похоже нравилось.
Когда началась стрельба, Степан схватил жену в охапку и схоронился в кухне. Дальнейшие события случились с такой молниеносной быстротой, что Бакулин так толком и не понял, что произошло. Одно ясно. Всех германцев порешили, да в плен позабирали. И самое активное участие в этом деле принял туповатый бугай. И очень похоже на то, что именно он — командир тех, кто пришёл после обеда в станицу.
Теперь здоровенный мужик, сидит напротив Степана Мироновича и на чистом русском языке, спокойным голосом говорит страшные вещи. Сейчас лицо у него не тупое. Скорее наоборот. Глаза нехорошо прищурены, в голосе слышна явная озабоченность. Он конечно не казак, а иногородний. Причем говорок у него явно ростовский. Чем дольше Бакулин рассматривает собеседника, тем отчетливее понимает, что он не представляет для него лично никакой опасности. Страшное напряжение, охватившее Степана с момента пленения, исчезает, и казак, чтобы невольно не улыбнуться закусывает нижнюю губу.
«Германец» продолжает подробно рассказывать о том, что необходимо предпринять дальше. Бакулин уже понял, что хочет от него собеседник и почти всё для себя решил. Осталось выяснить всего пару вопросов.
От волнения и продолжительного разговора у меня запершило в горле. Подхожу к ведру с водой, стоящему возле входа на невысокой табуретке, снимаю с гвоздя деревянный ковшик и с наслаждением пью. Вода удивительно вкусная. Одновременно, поверх ковшика посматриваю на казака. Он прикрыл глаза и в глубокой задумчивости поглаживает усы ладонью. Явно размышляет над моими словами. Это хорошо. Раз задумался, значит, у нас шансы есть.
Вешаю ковшик на место, ведро аккуратно накрываю вышитым полотенцем. Степан снова упирает руки в колени, окидывает меня взглядом и спрашивает:
— А ты мил человек, из каких будешь? Не ростовский ли?
Толя с Андреем тревожно переглядываются. Торопов сопит и прижимает к себе винтовку. Шипилов грозно сдвигает брови и подозрительно смотрит на казака. Вид у моих парней — до крайности нелепый. Ужасно хочется погрозить товарищам кулаком. С трудом сдерживаю себя и внутренне чертыхаюсь. Вот же конспираторы незадачливые. Словно не мужики, а дети малые. Спрашивается — что всполошились? Ну, задал казак удивительно неприятный вопрос. Так и сидите спокойно, дайте мне время ответ обдумать. Эх! Теперь Степан по реакции ребят догадался, что его вопрос точно попал в цель. Ладно. Ничего не поделаешь. Придется отвечать.