Вампиры от радости взвыли, а Мастер говорит:
— Ползи ко мне, Дневной. Хуже уже не будет. Ты меня рассердил, а теперь у меня в руках. Смотри, чтобы я не рассердился ещё больше…
— НЕТ!
У Мастера первый и последний раз пачка отвисла. У меня — тоже. А Элвис — это была она — прыгнула ко мне, оторвала от меня серебристую гадину и говорит:
— Руби Мастера!
Стоит она голая, как в прошлый раз, и светится, как гнилушка, а в руках Мастерову змею держит за шею у самой башки и за хвост. Вытянула её, как верёвку, а змея дёргается, вырваться хочет, у Элвис руки дрожат… Вижу я — долго она гадину не удержит. Поднялся, подковылял на полутора ногах к Мастеру и вижу, что гомик хренов трухнул.
— Не делай этого, Дневной, — говорит. — Хуже будет.
— ТЕБЕ хуже, — говорю — и рубанул его по руке, которой он дёрнулся меня за горло схватить. И ещё раз. И по башке. И ещё по башке. И ещё…
А Элвис говорит:
— Головы им отруби! Быстрее!
Ну, меня дважды просить не надо. Отчекрыжил я им бошки, всем троим.
— Всё? — спрашиваю.
— Наверное… — сипит она, и тут я сообразил, что она змеищу держит из последних сил.
— Давай, — говорю, — эту гадину сюда, я ей тоже башку оттяпаю.
А змеища тут дёрнулась, из рук Элвис вырвалась, брякнулась на землю, отползла метра на полтора и встала, как кобра. И туда-сюда покачивается. Выбирает, на кого броситься первым. Глаза алые сияют всё ярче и ярче.
Элвис то ли вздохнула, то ли простонала от ужаса. И тут я… не знаю, что на меня нашло — шагнул между нею и змеёй.
Так мы стояли без движения секунд двадцать, наверное. Змея так и не прыгнула. Всё смотрела мне своими угольками и вдруг УСМЕХНУЛАСЬ. Дескать, не боишься меня? Правда? Хвалю. Но вы оба всё равно слабее меня. Сильнее меня нет никого в мире. И я заберу ваши жизни — когда захочу.
…И нырнула в землю — только мы её и видели. Нет, конечно, тварь меня не испугалась. Просто решила оставить нас в живых. Пока.
Элвис воздух выдохнула и говорит мне:
— Иди сюда, я помогу тебе избавиться от лапы твоего дружка. Конечно, как взойдёт солнце, она растает, но до того времени у тебя начнётся гангрена.
А я и забыл, что Геныч меня за ногу пытался схватить. Хотел шагнуть, да в ногах запутался и шлёпнулся. Элвис ко мне подбежала, пятерню полумёртвую от моей ноги отодрала и в общую кучу кинула.
У меня в ноге сразу такие «иголочки» закололи, что я от боли чуть на стенку не полез.
— Ничего, терпи, — говорит Элвис. — Тем более что мы ещё не всё сделали. Найди носилки побольше и какое-нибудь горючее, только побыстрее.
— Зачем?
— Меньше спрашивай — дольше проживёшь.
Нашёл я и то и другое. Пока я искал, Элвис вампиров разделала, да так лихо, что не разобрать было, где Геныч, где Мастер. Потом мы эту кучу дохлятины в несколько приёмов на Ларискин плант вынесли. Помню, мясо на носилках всё время шевелилось, и когда Элвис куски тел на носилки нагружала, из рук её пыталось вырваться. Мы сложили дрова из Генычевой поленницы, керосином и солярой облили (я тогда подумал: хорошо, что у нас постоянно перебои с электричеством, а то пришлось бы у соседей бензин красть), сверху навалили куски вампирских трупов — и подожгли.
Ну и воняло же от этих тварей! И ещё они корчились в костре, как живые, только что не вопили. Но горели хорошо. Мы, правда, до конца не досмотрели — ушли, чтобы не объясняться с соседями, которые на свет костра да на запах шашлычка сбегутся. Перелезли мы через прясла, вышли на позада, а там перебрались через канаву и ушли в поле.
— Взойдёт солнце и испепелит ИХ, — говорит Элвис, — но так надёжнее.
— А уже скоро рассвет, — говорю.
— Знаю, — говорит, — и потому надо спешить.
Идём дальше. Впереди тёмное замаячило — заросли кустов вокруг Дурыкинского оврага. Он поле режет почти напополам, а через несколько лет, пожалуй, в село войдёт, как конница батьки Махно, хоть и пытаются его укреплять. Из оврага туман поднимается, по полю вверх ползёт, клочки его вихрями завиваются и пританцовывают. Тут Элвис остановилась и говорит:
— Слушай меня внимательно. Если послушаешься — может быть, останешься жив. Сейчас, когда Мастер мёртв, в Ночном Братстве начнётся горячее время. Многие захотят стать Мастером, и я тоже хочу попытать счастья. По закону Мастером может быть только мужчина, но я думаю, что у меня есть шанс.
— Почему?