Гневно на сходе толпа бушевала,
Батюшка в страхе сховался в овин:
Курочка Ряба народ напугала —
Вместо яичка снесла апельсин.
Взялись крестьяне за косы и вилы,
К деду и бабке явились во двор:
— Ишь, расплодили нечистую силу!
Эй, старый хрен!
Выйди, есть разговор!..
Дед торопливо портки одевает,
Валенки вздел да набросил армяк.
Вышел. Народ его враз обступает.
Дед испугался, в коленках обмяк.
— Ты не трясись! Чай, не студень на блюде! —
Строго сказали ему мужики.
— Мы тебя, старого, бить-то не будем.
Нечисть разводишь? Сознайся, не лги!
Дед заблажил:
— Пожалейте хозяйку!
Родные! Век буду бога молить!
Всё, голубки, расскажу без утайки,
Точно, скажите, не будете бить?
— Да говори уж! Сказали — не будем! —
Дед просморкался и начал рассказ:
— В ночь позапрошлую, добрые люди,
Темень была — хоть ты выколи глаз.
Вышел во двор я — живот прихватило —
Помню, с крыльца кувыркнулся впотьмах…
Тотчас весь двор, будто днём, осветило,
Ярко-преярко, аж режет в глазах!
Я было думал — пожар приключился:
Господи-боже, лихая напасть!..
Глядь — а на сливу жар-птиц опустился,
Наземь спрыгнул да в курятник-то — шасть!
Я-то за ним… И во сне не приснится
То, что в курятнике я увидал:
Курочка Ряба в когтищах жар-птица,
Он её, бедную, яро топтал.
Сам небольшой — ну, чуть больше, чем кочет,
Только все перья, как пламя, горят.
Топчет — а сам, как сорока, стрекочет,
Крыльями бьёт — ажно искры летят!
Бедная Рябушка квохчет так томно,
Будто бы стонет от смертной тоски…
Что было дальше — убейте, не помню:
Грянулся в обморок я, мужики.
Порча с той ночи на нашей пеструшке:
Как потоптал её чёртов жар-птиц —
Стала нести она нам со старушкой
Пакость какую-то вместо яиц.
— Чёрт поглумился! — крестьяне решили,
Выслушав деда несвязный рассказ.
— Ты не серчай — мы напрасно грешили,
Будто у бабки твоей чёрный глаз.
Вас мы не тронем — ведь мы же не турки!
Ясно же видно — тут козни врага.
Ладно. Давай свою порчену курку,
Срубим ей бошку — и вся недолга.
Дед на колени: — Вы ж мне обещали!
Не убивайте, родные, прошу!
Мы ж ещё утром её ощипали!
Даже сварили и съели лапшу!
Ох и душевная вышла лапшица —
В жизни такой не случалось едать!
А с апельсинами чтоб не возиться —
Я их надумал хавронье отдать.
Свиньи — они ведь известно какие:
Чёрта с рогами смолотят живьём.
Осенью милости просим, родные —
Мы эту хрюшку на сало забьём.
— Старый ты хрен! — мужики рассердились. —
Чёрт тебя дёрнул народ всполошить!
Надо за это тебе, ваша милость
В задницу розгой умишка вложить!
Сказано — сделано: прутьев надрали,
Деду нагнули башку до земли.
Двадцать горячих по заднице дали
И по домам по своим разошлись.
Волкодлак
Над широкою рекою, над лесистою грядой,
В чёрном небе полуночном светит месяц молодой,
Льёт он свет и реку, на заклятый буерак…
По лесной дороге мчится чёрно-бурый волкодлак.
Жажда крови и убийства гонит хищника вперёд,
Нож не страшен волкодлаку, пуля шкуру не пробьёт,
На тропу его охоту заступить никто не рад —
Он крупней любого волка и опасней во сто крат.
Волку лютому в чащобе отдалась когда-то мать —
И родился он, способный облик волка принимать,
Вырос всем на загляденье, в удалого молодца,
Но наследовал свирепость кровожадного отца,
И, неузнанный друзьями, для врагов неуязвим,
Рыщет тёмными ночами, древней яростью гоним.
Морду вскидывает к небу и поёт во тьме ночной —
Хищник лютый и коварный с человеческой душой.
Заговор на месть