«Я обернулся и увидел, как он изо всех сил пытается меня догнать. Ни за что не догонит – мы же молодые бойцы, а он был похож на Германа Геринга. Не знаю почему, но я остановился, снова обернулся и начал кричать ему в ответ: «Дурачок, солдафон!» – и всё в таком духе. В общем, он здорово разозлился. Я сделал ещё пару шагов, прежде чем развернуться и побежать, и – бац! – в следующее мгновение я уже валяюсь лицом вниз на мостовой, а солдафон дышит на меня. Этот ублюдок метнул дубинку и попал мне по затылку».
Сьюзи покачала головой и улыбнулась. «Приятно знать, что я в таких надежных руках».
Мы зашли в аптеку, и искать маски и перчатки нам особо не пришлось. Страх перед атипичной пневмонией (ТОРС) уже поразил всех, и у парня был большой выбор. Я взял упаковку из десяти зелёных перчаток, немного похожих на плотные тряпки. Не могу сказать, были ли они N-какими-то, как сказал Саймон. Чёрт возьми, я просто надеюсь на лучшее. Рядом с ними лежали десять упаковок латексных перчаток. Конечно, это не полноценный защитный костюм от РБК, который мне был нужен, но лучше, чем ничего.
Сьюзи заглянула в отдел хозяйственных товаров. Когда мы встретились у стойки, она дала мне две пары очков для плавания и набор из четырёх ножей из нержавеющей стали разного размера на случай, если сдача пойдёт не по плану.
Выйдя на улицу, мы продолжили путь на юг. «Ты сказал, что Джефф уже был женат. А ты?»
«Да, когда я служил на флоте, я был еще совсем ребенком».
Мы остановились и вместе сверились с картой в конце жилого массива. «Я всё испортил. Даже не спрашивайте. Мне было восемнадцать, ему девятнадцать. Должен быть закон, запрещающий это. Осталось два квартала».
Мы уехали, и больше не было разговоров о неудачных браках. Всё стало серьёзно.
Либо здания на Бергманштрассе и прилегающая к ней территория пережили бомбардировки союзников, либо их идеально отреставрировали в прежнем стиле. Создавалось впечатление, будто мы гуляем по декорациям к фильму о старом Берлине.
Бергманштрассе оказалась крупной транспортной артерией. Бордюры на южной стороне были забиты машинами, а тротуары – широкими. Улица была полностью обсажена деревьями, здесь стояли дома в стиле XVIII века и несколько новых многоквартирных домов. Первый этаж каждого здания, казалось, представлял собой витрину магазина с навесом, и тротуары были забиты людьми.
Мы остановились на углу и взглянули на цифры. Похоже, нас было больше сотни, так что двадцать два должны были быть где-то слева. Мы пошли дальше, сливаясь с толпой покупателей, совершающих покупки в понедельник утром. Казалось, половина берлинских мамочек гуляла по улицам, придерживая малышей поводьями.
У меня было такое чувство, что я уже здесь бывал, хотя теперь в этом трудно было поверить, ведь район стал престижным. Здесь определённо жила богема. В каждом втором магазине продавались индийские скатерти и блестящие подушки, одежда из конопли и свечи. Тыквы были разбросаны у магазинов органических продуктов, привлекая тех, кто ещё не увлекся музыкой нью-эйдж. На тротуаре были разложены коробки с книгами, а рядом – безделушки и вешалки с ношеной одеждой. Турецкое влияние было очевидным: из каждого магазина доносился запах кофе.
Мы продолжали ехать, пока не увидели дома номер сорок восемь и сорок шесть на другой стороне дороги, затем остановились под навесом и прислонились к стене. Сьюзи перебирала вешалки со старыми кожаными куртками и джинсами, пока я пытался понять, где находится номер двадцать два. Когда мне это удалось, я уставился на него с недоверием.
Она проследила за направлением моего взгляда. Дом номер двадцать четыре был большим фруктово-овощным магазином, снаружи которого громоздились лотки с продуктами, а торговцы торговали с них, словно на рынке. Слева от него находился простой, не совсем белый многоквартирный дом с большими квадратными окнами, врезанными в фасад. В центре был вход, который, как я предположил, вел в квартиры, с витринами по обе стороны. Слева было кафе под названием «Break-out»; справа была светящаяся вывеска, и не нужно было знать немецкий, чтобы понять, что означает «Evangelisch-Freikirchliche». Джошу здесь бы понравилось.
Когда мы вышли из-под навеса и подошли ближе, Сьюзи потянула меня за рукав куртки. «Становится лучше». Она кивнула в сторону крыши здания, на неоновый крест высотой футов в двадцать, а затем достала жвачку. «Что ни говори об этих придурках, но они умеют хорошо иронизировать».
«Давайте пройдемся».
Мы перешли дорогу, держа Сьюзи за правую руку в левой, а её путеводитель – в другой. Мы прошли мимо фруктово-овощного магазина и заглянули в стеклянный фасад церкви. Белые каменные ступени вели к чему-то вроде стойки регистрации отеля «Рай». Там было довольно много людей, регистрирующихся. Вход в апартаменты представлял собой большую застеклённую дверь с двумя стеклянными боковыми панелями и кнопочным домофоном из нержавеющей стали. Имена значились только в двух полях.
Внутри Break-out было темно, с голыми полами и столами из нержавеющей стали, примерно половина из которых была занята любителями кофе. Мы побрели дальше, не зная, куда идём, но это не имело значения. Нам хотелось лишь одного: побыстрее уйти.
Мы продолжили путь по Бергманштрассе и как можно быстрее свернули направо, чтобы скрыться из виду. После суеты главной улицы это выглядело немного сюрреалистично: мы оказались на кладбище.
Бабушки возлагали цветы на могилы, пока их внуки тихо играли. Дорожки были усеяны скамейками для размышлений, многие из которых были заняты молодыми парами, которые, казалось, почти не размышляли друг о друге. Мы с Сьюзи нашли одну, откуда открывался вид на заднюю часть дома, и сели.
54
Пока церковь наполнялась людьми на первом этаже, руки Сьюзи рылись в полиэтиленовом пакете, освобождая ножи от картонной и пластиковой упаковки. Я сорвал плёнку с очков, масок и упаковки из десяти латексных перчаток и рассовал половину из них по карманам. Остальное предназначалось для Сьюзи.
«Вот как я это вижу. Я постараюсь оставить входную дверь открытой на случай, если она тебе понадобится. Я заберу DW, и мы встретимся здесь. Если я не вернусь через тридцать минут или тебе не позвонят, приезжай и забери меня. Если входная дверь закрыта, возможно, есть другой вход через церковь или, может быть, через заднюю дверь. Тебе нужно проверить».
Она кивнула, и одна ее рука дернулась в сторону сумки, когда нож внезапно вырвался из упаковки. «Ладно, тридцать — тогда я приду и спасу твою задницу, еще раз».
Я сняла поясную сумку и передала её. Я собиралась войти туда стерильной, если не считать камеры. Она сунула мне два коротких овощных ножа, и они легли в карман моей куртки.
«Тридцать, значит?» Я встал, поцеловал её в щёку и пошёл. Я повернул налево с кладбища, вернулся на оживлённую главную улицу, а затем снова налево к зданию. На улице становилось всё оживленнее, как и в церкви: люди входили, уплетая сэндвичи или свежие фрукты с лотка. Я остановился у ряда кнопок вызова квартир. Орган в соседнем доме выдавал радостную мелодию, хлопая костяшками пальцев, и я нажал кнопку двадцать семь. Прошла целая вечность, но наконец динамик затрещал. Я услышал чей-то кашель, а затем – только треск. Мимо прогрохотал грузовик, и мне пришлось поднести рот к домофону. «Меня послали из Лондона. Вы меня ждёте».
Последовала пауза, затем дверь зажужжала. Оказавшись внутри, я ногой остановил её и огляделся. Видеонаблюдения не было: единственными видимыми средствами безопасности были домофон и дверной замок, устройство типа Йельского, которое нельзя было обойти. Я накинул одну из масок на засов и толкнул дверь, так что она заклинила.