Мне нужно было быстро вмешаться. «Что бы ты ни задумал, приятель, подумай об этом. А вдруг всё это нереально, а вдруг я подменил...»
Улыбка Грея говорила мне, что ему плевать. Я мог говорить сколько угодно: ему было всё равно. Он бросил мне рулон чёрных мусорных мешков и встал рядом со мной, держа в руке картонную упаковку для вина из Sainsbury's. «Раздевайся. Пожалуйста, раздевайся».
Он нажал на выключатель, и свет остался гореть, когда он закрыл боковую дверь. Я раньше не замечал, насколько глубоко у него были глаза. «Покажите, пожалуйста, фотографию вашего ребёнка».
По его тону было ясно, что мы никуда не пойдём, пока я не подчинюсь. Я снял рюкзак, положил его на пол и дал ему полароид из поясной сумки. Я начал раздеваться. Это было хорошо. Он не стал рисковать, что на мне может быть какое-то устройство слежения – и теперь, что бы ни случилось с моими вещами, фотографии и номера там не будет. Это означало, что в контейнер отправится только моя одежда – по крайней мере, пока.
Пока я раздевался, он открыл рюкзак, и бутылки звякнули, когда он осторожно развернул их, разложив на моей старой одежде. Он поднёс каждую к свету и внимательно осмотрел, затем отогнул уголок этикетки ногтем большого пальца и ещё раз проверил. Если бы там были какие-то следы, например, царапина на стекле, он бы их нашёл.
Я осталась в трусах-боксерах и носках. Ночь была довольно холодной, и мокро было не по себе. Он помахал рукой, глядя на моё дрожащее тело. «Всё, пожалуйста. Раздевайся».
Я сделал, как мне сказали, и выбросил их в мусорный мешок вместе с поясной сумкой, документами и трекером.
«Отойдите, пожалуйста». Он жестом пригласил меня пройти дальше в фургон и полез в карман. Из него я вытащил пару хирургических перчаток и тюбик геля KY. Я прекрасно понимал, что сейчас произойдёт. Со мной это случалось уже не раз. Устройства должны быть маленькими, чтобы оставаться наверху, но даже при этом они могут работать от аккумулятора несколько часов.
Без лишних слов я наклонился и коснулся пальцев ног. Резиновая перчатка щёлкнула за моей спиной, и появился KY. Осмотр занял всего пару секунд. Закончив, он открыл дверцу, поднял мусорный пакет и бросил его в контейнер. Перчатки последовали за ним.
Вот и все: я был совершенно голым, без экипировки, только пять бутылок DW, стоявших в коробке на полу, с которых свисали этикетки.
Дверь снова закрылась, но, по крайней мере, свет продолжал гореть. Потом мы пошли. Грей без умолку тарахтел в телефон, даже время от времени посмеиваясь. Не знаю, что ему показалось смешнее: трюк с желе KY или мои переживания из-за того, что меня уронили.
Мы останавливались на светофорах, сбавляли скорость на перекрёстках, поворачивали направо и налево. Мимо проносились пешеходы, хлюпая под дождём. Иногда я слышала, как работают автомобильные радиоприемники или тикают машины рядом с нами. Я старалась не обращать внимания на холод и свою шершавую кожу и крепко держала ДВ. Я понятия не имела, как далеко мы уехали – насколько я понимала, он мог кружить два квартала подряд, пытаясь сбить меня с толку.
Мы снова остановились, но на этот раз дверь кабины открылась, и я услышал лязг цепи и скрип ворот. Фургон покатил вперёд, затем двигатель заглох, и я слышал только бесконечный стук дождя. Куда бы мы ни направлялись, у меня было такое чувство, что мы прибыли.
Боковая дверь открылась. Мы оказались во дворе. В двух шагах от меня находилась стена из коричневого, мокрого, грязного кирпича. В ней была открытая дверь, ведущая в очень тесный, грязный коридор. В нескольких шагах от неё была ещё одна дверь, а слева от неё – лестница.
«Входи, входи!» Грей проводил меня, словно я только что пришла на званый ужин. Я вышла на холодный мокрый асфальт. DW был справа от меня. Я не видела ничего, кроме высоких кирпичных стен и блестящих шиферных крыш соседних домов. Мы не могли ехать больше получаса, так что, должно быть, мы всё ещё были в Лондоне. Правда, я понятия не имела, где именно. Оставалось надеяться, что Сьюзи знает.
59
Пару шагов – и я в коридоре. Я чувствовал запах плесени и острой готовки. Крутая, узкая лестница, покрытая засаленным ковром, вела наверх, в темноту. Грей встал позади меня и распахнул внутреннюю дверь. Мы оказались на заброшенной ресторанной кухне. Прямого света не было, лишь слабый, проникающий сквозь квадратные стёкла в каждой из двух распашных дверей в дальнем конце зала. Странно, что здесь до сих пор пахло: здесь, должно быть, годами никто не готовил.
Он согнул палец перед моим лицом и прошептал: «Иди сюда, иди сюда». Мы прошли мимо ряда старых кастрюль, сковородок и прочей кухонной утвари, всё ещё стоявшей на духовке и столешницах. Плитка на полу ледянила под моими босыми ногами.
Он остановился прямо у дверей и повернулся ко мне. В свете фонаря я почти видел его глаза и палец, поднесённый к губам. «Смотри». Он указал на окно. «Смотри».
Я прижался носом к стеклу, всё ещё крепко сжимая бутылки. Большая часть мебели в старом ресторане была сдвинута к стенам, но Келли сидела на стуле посреди зала. Она стояла ко мне спиной, лицом к улице.
Над ней стоял Нэви. На одном из разобранных столов горела маленькая лампа, освещая его лицо и нож в руке. Мне стало интересно, не тот ли это клинок, которым убили Кармен и Джимми.
Даже если бы она смотрела в другую сторону, Келли бы меня не увидела. Она была с завязанными глазами, связанными руками и ногами, всё ещё в футболке Old Navy, волосы были спутаны.
Я глубоко вздохнул. Мне хотелось позвать её, чтобы дать знать, что я рядом и что она в безопасности. Но я знал, что нужно сохранять спокойствие. Она жива, и мы в одном месте. Пока что этого будет достаточно.
Грей начал тянуть меня за плечо. «Пошли, пошли». В его голосе слышалось ещё большее волнение. Может, он всё-таки не на ужин меня ведёт; может, мы идём на чёртов парк развлечений.
Я последовал за ним к подножию лестницы. На этот раз свет лился с площадки наверху. Входная дверь была всё ещё открыта, впуская дождь. Он пригласил меня подняться по узким ступенькам. «Сюда, сюда, пожалуйста».
Когда я был примерно на полпути, на лестничной площадке появился тот, кто кричал. Не обращая на меня внимания, он выключил свет и вернулся в длинную узкую гостиную. Я замер в дверях. Красные велюровые шторы были задернуты, но я без сомнения узнал телевизор, на котором всё ещё шёл BBC News 24 без звука, и ряд безделушек. Их фотография лежала у меня в поясной сумке последние пару дней. Остальная часть комнаты была мне в новинку. Зелёный диван-кровать был расставлен вокруг телевизора, а его плащ висел на спинке ближайшего кресла. У стены справа стоял небольшой столик тёмного дерева с двумя стульями.
Камин был отделан серой плиткой 1930-х годов, а в каминной решётке был установлен столь же древний газовый камин. Он не горел. На каминной полке были расставлены другие украшения, похожие на те, что на телевизоре: массивные латунные или стеклянные копии мечетей. Над ними висела фотография Мекки во время хаджа, а также семейные фотографии: седовласая пара и свадьба в традиционных нарядах. Две другие двери из комнаты были закрыты.
«Входите. С вашим ребёнком всё в порядке, да?» — звонивший сидел на диване и смотрел беззвучный телевизор. Рядом с ним на подлокотнике лежал мобильный телефон. Он всё ещё был в пиджаке, но снял галстук и оставил верхнюю пуговицу рубашки застёгнутой. Четвёртая спортивная сумка лежала у его ног.
Кен Ливингстон был в прямом эфире, его волосы были мокрыми, а десятки микрофонов были утыканы ему в лицо. Подпись гласила: «У мэра нет информации о нападении, все усилия направлены на восстановление подачи электроэнергии на метро».
Следующей подписью была новость. Неназванный сотрудник Министерства иностранных дел сообщает BBC о неминуемой биологической атаке на систему метрополитена. Правительство скрывает информацию, касающуюся общественной безопасности. Представитель правительства заявил, что сообщение необоснованно, и призвал общественность сохранять спокойствие.