— Твой отец гордился бы тобой. — прошептала Розамун вслед исчезающей фигурке Кит.
ГЛАВА 3. ФЕСТИВАЛЬ КРАСНОЙ ЛУНЫ
Благодаря Гилону в доме всегда было полно хороших, медленно горящих дубовых поленьев, готового поддерживать ночной огонь. Но очаг обычно тускнел к середине ночи и, особенно во время худших непогодных ночей, никому не хотелось вставать и шагать по холодному полу, чтобы подбросить еще дерева.
Китиара предпочитала спать в своей собственной комнате, хотя она располагалась дальше всего от очага. Лестница и тонкий занавес из марли, отделяющий ее от остального дома, по крайней мере давал ей хоть немного уединения. И цена за это уединение могла быть достаточно высокой. Почти каждое утро, даже и не долгой зимой, она просыпалась сжавшейся в клубок и дрожавшей.
Гномы говорили об утехинских зимах довольно резко: «Не меньше трех одеял с торчащим из них носом.» Зимы казались бесконечными и все же, когда все уже были на пределе, приходила весна, ловя даже самых бдительных из населения Утехи врасплох.
Этим утром двенадцатилетняя Китиара еще спала. Она не свернулась в клубок — признак того, что наступила более хорошая погода. Ее ноги свисали с кровати — признак того, что она начинала перерастать свой укромный уголок. Ее лицо во сне было ребяческим, почти нежным, очень отличающимся от практикуемого ею, часто неубедительного, прохладного выражения, которым она обзавелась как частью брони против всего мира.
Безмятежное выражение лица испарилось, когда что-то грубовато и неприятно ткнуло ее в бок. Кит издала невнятное бормотание и, не открывая глаз, перевернулась лицом к стене, натянув на себя одеяло. После паузы тыканье возобновилось, на сей раз по спине.
— Уйди, Карамон. — зловеще пробормотала она.
Тычок. Еще тычок.
Китиара медленно повернулась к источнику неприятного беспокойства, еще почти спящая с мутными глазами.
Ох. Ее глаза расширились в легком удивлении, поскольку она различила перед собой крошечную фигурку не Карамона, а Рейстлина. Худой и бледный, с овальным лицом, обрамленным всклокоченными светло-коричневыми волосами, четырехлетний малыш стоял у кровати. Он загадочно улыбался. Улыбка была необычная для Рейстлина, необычно задумчивого маленького мальчика.
— Я рано проснулся… — тихо начал он.
— Угу. — Китиара до сих пор наивно предполагала, что ей удастся украсть хоть немного сна. Она поднялась на локте и оглядела своего необычного младшего брата, которого она довольно сильно любила, но все же и сильно желала задушить в некоторые дни — нет, в большинство дней — и особенно сегодня.
Взглянув вниз, Кит увидела, что его более здоровый брат, Карамон, еще крепко спал, лежа на спине и негромко похрапывая. У близнецов были маленькие кровати, стоящие рядом, но Карамон обычно растягивался поперек обеих. Кит знала, что Карамон поздно лег вчерашним вечером, обучаясь, под руководством Гилона, вырезать из дерева. Он применял свои новые знания для создания своего первого деревянного кинжала.
Как всегда, Рейстлин лег спать вскоре после ужина, а Китиара, должно быть, заснула перед тлеющим очагом. Добрый, надежный Гилон поднял ее по лестнице и положил в кровать.
Китиара вздохнула. Насколько рано было сейчас?
Тычок, тычок.
— Ты прекратишь это, Рейст?
Он все еще неопределенно улыбался. Чего это он сегодня так развеселился?
— Я хотел сказать, — продолжил он, когда она снова сосредоточила на нем внимание. — что со мной говорила птица…
Китиара подозрительно подняла бровь. Его фраза казалась выдумкой — но с Рейстлином никогда, ни в чем нельзя быть уверенным. Этот ребенок был странным, специфичным. Так как он не много говорил с другими детьми, он мог разговаривать с птицами.
Но отвечают ли ему птицы? И вообще что это за птицы в это время года, в Утехе?
— Какая птица? — раздраженно спросила она.
— Коричневая птица. — ответил Рейстлин, пожимая плечами, как будто это была незначительная информация. — Кончики крыльев белые. — и тут же машинально добавил — просто пролетала мимо, по каким-то своим делам.
— Хорошо. Что же сказала коричневая птица? — подтолкнула его Китиара, начиная принимать сидячее положение.
— Сказала, что сегодня будет необыкновенный день.
— О-о, — не впечатленным тоном ответила она. — Необыкновенно хороший, или необыкновенно плохой?
— Хм. — глубокомысленно сказал Рейстлин. — Вероятно, хороший. Она казалась счастливой.