Морстен ждал, пока вернутся остальные его слуги, и, чтобы скрасить ожидание, спросил у Лаитан:
— Почему ты мне помогаешь? Уже в который раз. Вместо того, чтобы добить и бросить умирать, владычица Империи Маракеш вновь и вновь спасает Черного Властелина от смерти, а теперь и от позора.
Лаитан опасливо поднесла к носу фляжку. Из нее дохнуло ягодным запахом и спиртом. Вознеся про себя молитву стихиям, Лаитан сделала глоток, и тут же едва не упала со спины властелина. Напиток был обжигающе крепким. Из глаз потекли непрошеные слезы, по горлу прокатился комок, сжигая все внутри, но уже через два удара сердца голова стала ясной, а тело наполнилось теплом и лёгкостью.
— Хрррр… — вместо ответа прохрипела Лаитан, утирая слезы под смех шамана, который отошёл на почтительное расстояние, оставив в руках Лаитан тяжёлую флягу. — Ты же сам сказал, что мы должны дойти до Отца. Если кто-то не сможет, разве поход увенчается успехом? — попыталась отговориться Лаитан.
Морстен ждал, искоса поглядывая на Медноликую. Закупорив фляжку и с сомнением подумав, не стоит ли еще глотнуть, Лаитан вздохнула, снова открыла напиток, сделала большой глоток и подождала, пока сок ягоды не заставит разум затуманиться, а щеки разгореться жаром.
— Мне стало легче общаться с тобой и твоими тхади, — тихо призналась она Морстену, растирая в ладонях вязкую мазь из своих запасов. — И еще… — она замолчала, подбирая слова, — не знаю, как объяснить. От меня уже отвернулись мои слуги, даже Киоми ведёт себя странно, — продолжила она, имея в виду её отношение к варвару.
От их лагеря как раз раздался громкий смех женщин и показное рычание Ветриса. Лаитан провела ладонями в мази по спине Морстена, задумчиво и неторопливо втирая вязкую ароматную субстанцию в кожу властелина. Тот уже не дёргался, принимая массаж пальцев Лаитан с таким видом, словно сам напоролся на нечто невиданное и неслыханное, или просто давно забытое и отринутое, как невозможное в его жизни. Медноликая погрузилась в воспоминания, продолжая растирать спину мужчины, покачиваясь ритмично на его спине, словно её жрицы во время празднеств, когда их тела сплетались с телами мужчин. Лаитан задумчиво прислушалась к своим ощущениям. Северная ягода вызывала приятное тепло внутри, отодвигая обычно беспокоящие мысли и тревоги о том, кто именно сейчас лежал полуголым под её ладонями, поглаживающими кожу и мышцы, задевая шрамы и ушибы, задерживаясь на них кончиками пальцев, будто повторяя рисунок отметин и желая запомнить их историю.
— Мне некуда было идти, — честно призналась Лаитан, — а твои тхади могли тебя покалечить еще больше.
«Тьма забери, — подумал Морстен, под лёгкими прикосновениями пальцев и ладоней Медноликой обретя давно забытое чувство покоя. — Однажды мне вправили ногу, вывихнутую в норе полярного лемминга. Потом Замку пришлось ломать её дважды, и грозиться заменить на стальную. Черного Властелина с металлической ногой этот мир бы не пережил».
— Они сильнее людей, — попытался защитить своих верных спутников Гравейн. — И не задумываются об этом, считая меня ровней себе. Но Север всегда принимал тех, кому некуда идти, и кого нигде не ждут. Сейчас времена поменялись, словно действительно заканчивается время Света, и изгоев стало меньше. Но ничего не изменилось. Если смог добраться до Замка, не тая зла — тебя выслушают. И может статься, примут.
Он подумал, что говорить такое полноправной хозяйке Империи было, по меньшей мере, странно. Но вспомнил, как Змея меняла кожу, как менялась сама за время недолгого совместного пути, и понял, что сейчас она способна его услышать. Из-за усталости, ран, потери силы — неважно. Иногда можно не слышать других, пока достаёт энергии слушать только себя, но стоит оказаться лишённым этой защиты — и мир раскрывается новыми гранями.
— Дело ведь не только в этом, Лаитан, — ощущая пощипывание и тепло, льющееся по изуродованной спине и шрамам на теле, произнёс Морстен. — Не в том, что тебя оставили в покое. Ты словно бы наполняешься своей сутью, чем дальше мы от твоей столицы, и ближе к Отцу. Из тьмы виднее всего, где загорается свет.